Создается впечатление, что за несколько месяцев до своей кончины Сидней сидел у себя в саду и что-то читал, когда его взгляд упал на небольшой ком земли, очевидно, оставленный садовником рядом с дорожкой. В общем-то, в нем не было ничего необычного, и все же этот комок земли странным образом привлек к себе его внимание. Он попытался было продолжить чтение, однако эта самая обычная кучка земли продолжала притягивать к себе его внимание. Мысли его то и дело возвращались к этому объекту, а взор то и дело соскальзывал на загадочный комок. Сидней был не из тех людей, кто с легкостью позволил бы мыслям рассеиваться подобным образом, а потому упорно продолжал попытки сосредоточиться на книге. Но это была уже настоящая борьба, и он в конце концов сдался. Он вновь поднял взгляд на ком земли — на сей раз с некоторым любопытством, — как на причину своей столь нелепой заинтересованности.
Вскоре он окончательно пришел к выводу, что причин интересоваться предметом вроде бы не было, однако тут же замер на месте, поняв, что таковые все же существуют. Дело в том, что земляной комок в точности воспроизводил очертания тела черной кошки, причем готовой в любой момент броситься на него! Сходство и в самом деле было поразительным, поскольку как раз в том месте, где у нормальной кошки должны были бы находиться глаза, в сгустке земляной массы желтели два небольших кусочка галечника.
В первое мгновение Сидней почувствовал такое же отвращение и страх, как если бы перед ним оказалась настоящая черная кошка, но затем резко поднялся — земляной ком сразу же утратил сходство с живым созданием кошачьей породы. Он снова сел и рассмеялся над абсурдностью посетившей его мысли, хотя в душе все же осталось какое-то ощущение беспокойства и смутного страха. В общем, ему все это явно не понравилось.
Где-то недели через две он рассматривал новые образцы египетского антиквариата, попавшие в руки знакомого лондонского специалиста. Большинство из них принадлежали к уже знакомым разновидностям и особого интереса у него не вызывали, хотя изредка попадались и весьма занятные образцы, которые он принялся изучать с большой тщательностью. Особо его заинтересовали дощечки из слоновой кости, на которых, как он рассчитывал, могли сохраниться слабые следы древней письменности. Если бы это оказалось так, то находка стала бы подлинным открытием, поскольку частные послания подобного рода всегда представляли собой большую редкость и могли пролить дополнительный свет на подробности личной жизни людей той эпохи, обычно не находившие отображения в клинописных надписях на каменных памятниках.
