Любимые дети | страница 47
Направляюсь к Эрнсту, иду и чувствую спиной тяжелый взгляд З. В., оборачиваюсь — он по-прежнему листает бумаги в папке.
— В пятницу техсовет, — сообщает Эрнст. — Приехал Васюрин.
Главный инженер головного НИИ, доктор наук, руководитель темы.
— Как видишь, человечество заинтересовалось тобой, — улыбается Эрнст. — Придешь?
Представляю себе: произношу речь на техсовете — реагенты A и B, давление P, катализатор K, — говорю, казалось бы, на сугубо производственную тему, а в углу сидит, понурившись, немолодой и невеселый человек, и каждое слово мое бьет его по редковолосому темени, по голове, переходящей в шею, переходящей в туловище.
МЕСТЬ ВРЕМЕН НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.
Или: толкаю речь, а собравшиеся позевывают, скучая, — еще один пытается всучить миру сомнительную идейку, — и судьба моя предрешена, но я все еще говорю по инерции, хоть никто и не слушает меня, да и сам я уже не слышу собственных слов, а может, и не произношу их, только рот открываю беззвучно, зеваю, как рыба, вытащенная из воды, и З. В. с лицемерной жалостью наблюдает за моей агонией.
— Нет, — отвечаю Эрнсту, — не приду. Служу в армии.
— Ты не спортсмен, — морщится он.
Это не самое лестное из определений, принятых в отделе, и я не знаю, как опровергнуть его, но тут на выручку мне приходят бойцы-доминошники.
— Алан, — зовут они, — забьем козла?
— Видал? — торжествую. — А ты говоришь — не спортсмен… Спасибо, — благодарю доминошников, — не могу, мне пора на работу.
— Ты — чистоплюй, — уточняет Эрнст.
Он склоняется над листом бумаги и продолжает писать, а я стою рядом и смотрю, как подергивается в его руке карандаш, выводящий мелкие и точные, без излишеств и недостатков, буквы, как выстраиваются они в ровную, словно по линейке выверенную строку, и спрашиваю, хоть уже и сам понимаю это:
— Готовишься к техсовету?
Эрнст не отвечает.
— Ладно, — ворчу, — сами разберетесь…
Он молчит, а я все еще стою, и мне неловко уйти, не договорив и не попрощавшись, но и стоять уже неловко, и, пересилив себя, я делаю наконец первый шаг и второй тоже, подхожу к игрокам, к шахматистам и доминошникам. Они рады мне, и я пожимаю протянутые руки, слушаю хвастливые речи победителей и жалобы побежденных, восторгаюсь и сочувствую, и понемногу освобождаюсь от прошлого, и вот уже смеюсь, беззаботный, но повернувшись нечаянно, вижу хмурое лицо З. В., вижу — он закрывает папку и завязывает тесемки. После этого он встает обычно и, обращаясь к старшему по должности, а если таковых оказывается двое или трое, то к старшему из них по возрасту, и говорит: «Вы не уходите еще? Оставляю отдел под вашу ответственность. Не забудьте запереть дверь, ключ сдайте вахтеру», и если настроение у него хорошее, добавляет: «И вообще, заканчивайте свои игры и расходитесь по домам. Вас ждут жены и дети».