Несколько поколений престарелых вдовушек пытались остаться у крепкого и умного старика на хозяйстве, но ни у одной это так и не получилось. Цень всегда был добродушен и отзывчив, не чурался людей, и лишь иногда кому-нибудь вдруг приходило в голову — а что они знают о Цене? Бывало шел человек с целью расспросить знахаря — о жизни, о родине, как в их глуши оказался, почему остался. Много вопросов роилось в голове, а как входил в калитку, из головы все напрочь вылетало. Старый Цень радушно встречал гостя, расспрашивал о его житье-бытье, и, сам того не ожидая, гость вываливал на старика ворох своих проблем — корова не доится, слива на ветке гниет, жена от супружеского долга уклоняется, хворают дети и т. д. и т. п. Цень выслушивал внимательно, головой качал, цокал языком и давал на редкость дельные советы, а то и снабжал заветной бутылочкой с зельем и напутствиями: что побрызгать, как полить, в какую пищу добавлять. Уходил гость в состоянии эйфории, свято веря в светлое будущее и совершенно не помня того, о чем хотел расспросить хитрого выходца из Поднебесной.
За два века Джу была единственной, кого старый знахарь сам захотел учить. Нередко односельчане наблюдали возмутительную картину, как хрупкий ребенок бежал в гору с двумя ведрами воды, обливаясь потом, а потом выстаивал на солнцепеке в странной позе, напоминающей цаплю на болоте, часами, не шевелясь. Ранним утром по росе можно было наблюдать, как старый да малый выделывали всякие кренделя руками, переступая ногами, и ДАЖЕ как Джу нападала на Ценя с палкой на манер меча, дубинки или боевого шеста.
Марисса с ума сходила — плакалась в жилетки всем соседям, что у всех дети как дети, а у нее — малахольная скелетина. Посмотришь на дочек своих товарок — сидят чинно, кто с пяльцами, кто с бисером, кто со спицами. Разговоры о мальчиках да о чудесах всяких ведут. В САРАФАНАХ! А эта… В штанах и рубахе, волосья острижены — мешают, мол! — то с отцом на охоту, то с Ценем за травами, то на занятия свои. Наказание. Правда, школу при храме Едином посещала исправно каждую зиму, читать, писать и считать за год выучилась едва ли не лучше своих учителей и в свободные вечера сидела, уткнувшись в храмовые свитки-летописи с лучинкой, а бывало, так сидя и засыпала.
После того страшного дня — инициации, как назвал это Цень, — девочку язык не поворачивался называть как прежде — Джуня. Незаметно для всех Марисса стала звать непокорное чадо Райкой, а дети с подачи Ценя — Джу.
