«Доктор... — еще больше обрадовался Почечуев. — Ну, теперь пойдет дело. Теперь-то уж я не дамся!»
Открыл Иван Лукич промытые глаза пошире и говорит доктору:
— Спасибо.
— Не за что, — отвечает доктор, молоденький такой паренек, серьезный и деловой.
— За спасение души — спасибо. Вот за что. Не чаял уже...
— Лежите, не разговаривайте. Мы вас в больницу транспортируем.
— А как же... — продолжает шевелить языком Иван Лукич, — а где же та... которая с косой?
— Женщина? Которая вам бульон сварила? Не знаю. Собралась и ушла. Ее сосед с верхнего этажа привел. Он и «скорую» вызвал. Хотя мог бы пораньше догадаться. Вы тут мхом уже обросли.
— Да я не про то... Сперва тут вроде другая путалась... Косой махала. Или — видение мне? Пожилая... Как мама.
— Какая еще другая? Молчали б уже. Сейчас вам противопоказано...
— Та-ак... А другой, получается, не заметили? Вона что...
— Она вам уборочку навела. Штукатурки вон целое ведро. Зачем же вы при своем давлении такой тяжелой работой занимались? Нишу, что ли, решили продолбить?
— Нишу, нишу, сынок. Ее самую.
Лежит Почечуев, отдыхает от погибели. А заодно и соображает помаленьку.
«Неужто Маня приходила? А Кукарелов-то! Вот и составляй мнение о человеке по... сосискам да по чечетке его... Век не забуду! А как же мамаша? Выходит — померещилось? И не мама, а Маня. И не с косой, а со шваброй».
Врач уехал. Сиделку приставили. А потом Почечуева в больницу свезли, положили. Палата сносная, пятиместная. Народ в основном пожилой, равноценный. У всех организмы подорваны. Один, правда, выделялся. Самый дородный, приглаженный — Кункин по фамилии. С остатками важности на лице. Этакая сонливая небрежность в разговоре. Дурак непроходимый. Взгляд очей имел приподнятый и безразличный. Слова из себя вытягивал, как червонцы из кошелька. Директором крупной торговой точки до инфаркта состоял.
У нашего Почечуева после месяца лежания в палате так и не отошла, не оттаяла левая рука, словно мороз ее изжевал. И ножка левая испортилась, слегка волочилась теперь. Едва заметно. Это ему от инсульта последствия. «Инсультпривет!» — как шутили в палате. Зато инфаркт у Ивана Лукича только наметился: самый микроскопический рубчик на сердце схлопотал. Хоть в этом повезло. Самую ничтожную трещинку сердце дало. И тут же срослась материя. Так что виды на жизнь Почечуеву были обещаны самые реальные.
В больничку Почечуеву несколько раз приносили передачи. Апельсины, венгерский компот «Ассорти», соки. Кто, за что? Записок не оставляли. Однажды только на пакете с апельсинами что-то такое нацарапано было карандашом, а что именно — никто в палате разобрать не смог, даже Кункин, который посолиднее всех. Одного посетителя все же расшифровать удалось. Дежурная сестра усекла: такой, говорит, настырный молодой человек с усиками. А из усов — улыбка. Ясное дело: Кукарелов! Его «Ассорти».
