– А куда ты свечи положишь? – спросил дядя Егор.
– В бумагу заверну.
– В бумагу не годится, – сказал дядя Егор. – В портфель положи.
«Проверю-ка я его сейчас… – подумал Митька. Узнает про портфель?»
– Портфель я в речку бросил, – сказал он. – Зачем он мне теперь?
– Вот беда, – нахмурился старший брат. – Надо было тебе…
«Не узнал! – ликовал Митька. – Значит, не всё умеет отгадывать».
– На чердаке портфель… – улыбаясь, сказал он.
– Опять грешишь? Гляди…
– А что сказать, если спросят: зачем мне столько свечек? – перебил Митька.
– Скажи, у мамки поясницу ломит. Парафином лечит.
Митька остановился у двери и насмешливо посмотрел на старшего брата.
– Скажу – ночью на мельнице будем палить эти свечи. Врать-то грех!
Дядя Егор схватился за бороду и открыл рот. Но так ничего и не сказал. Митька несколько секунд полюбовался его вытянутой физиономией и, перешагнув через порог, захлопнул за собой дверь.
Продавец на этот раз и вправду спросил, зачем Митьке столько свечей.
– Надо по хозяйству, – сказал Митька. – У нас электричества нет.
– А вы купите лампу и бидон керосину, – посоветовал продавец. – Дёшево и сердито…
– Купим, – пообещал Митька.
Он сложил свечи в портфель и стал закрывать. Не тут-то было. Ржавый замок не хотел защёлкиваться. А тащить пузатый портфель под мышкой было неудобно. Митька рассердился: поднял с дороги увесистый камень и хрястнул по замку. Замок сразу закрылся.
Вместо того чтобы идти домой и на ходу сосать конфеты, Митька направился к школе. Прижав лицо к забору, стал смотреть в окно своего класса. Сначала ничего было не видно, кроме забора, отражающегося в стёклах, потом в серой мгле, как на фотопластинке, проявились головы ребят, смутный силуэт учительницы и два полушария на карте, прикреплённой к доске. Головы двигались, наклонялись одна к другой, вертелись… Хорошо, когда голова вертится куда хочешь! А вот у него, у Митьки, голова на одном месте. И то не прямо, а на боку.
Вон длинная заострённая кверху голова Петьки-Огурца. За ней – Стёпкина. У Тритона-Харитона, как всегда, волосы торчат в разные стороны. Не крепким чаем их надо смачивать, а столярным клеем… А вон пустое место… Там сидел он, Митька. Ему вдруг до смерти захотелось быть в классе, среди ребят. Сидеть на своём законном месте и слушать учительницу. И зачем он тогда стал спорить? И всё началось из-за этой проклятой тундры! Про зверей и растительность не мог рассказать… Какая там растительность? Один мох-лишайник. И зверей-то раз – два и обчёлся. Эх, да что говорить!.. Теперь всё. Точка. Теперь он крещёный и в школу ходить ему не положено. На моления теперь ходить положено… Сегодня идти.
