Митька нехотя стащил с себя рубаху и зябко повёл голыми плечами. Дует. Время-то не летнее. Конец сентября. Штаны снимать не хотелось. Может быть, можно в штанах? Он шагнул к воде и попробовал ногой: холодная! Тоскливо посмотрел на противоположный берег. Сосны, словно стыдя его, укоризненно качали макушками. Камыш тоже хмурился, грозился своими листьями-саблями. И Митьке вдруг стало стыдно: зачем он согласился?
За спиной стояли дядя Егор и мать. Они молчали, но Митька ощущал их выжидающие взгляды.
– Я полезу в штанах, – сказал он.
– Сыми, — прозвучал за спиной суровый голос дяди Егора.
Митька тяжело вздохнул и отпустил ремень. Штаны мягко упали в траву. Он переступил через них и поспешно зашагал к воде.
– Трусы тоже сыми, – остановил его голос дяди Егора. – Нагишом ступай в воду.
– Сам сымай, – под нос пробурчал Митька и подумал: «Тебе-то, чёртов брат, хорошо на берегу… В штанах!»
Мальчик стоял у самой воды, ёжился, но лезть всё равно надо было. Из-за кустов подул холодный ветер, и на теле выступили синие пупырышки.
– До каких пор лезть-то?
– По пояс, Митенька, – жалостливо сказала мать.
– Чтобы как полагается свершить священный обряд крещения, нужно погрузиться в воду по самую шею, – строго заметил дядя Егор. – Исполняй, Митрий!
– Не медли, сынок, – попросила мать. – Озябнешь.
Дядя Егор и мать стояли на берегу. Им тепло, они одетые. И зачем только он согласился? Стиснув зубы, Митька вошёл в реку. Вода обожгла колени. Втянулся живот, перехватило дыхание. Белые пузырьки густо облепили ноги.
Мать раскрыла старую книгу с большим чёрным крестом на обложке.
– Погоди, сестрица, – сказал дядя Егор. – Мелко тут. Вода-то парнишке чуть выше пупка, а надо по шею.
– Тут везде мелко, – подал голос Митька. – Хотите, я присяду?
– Не полагается приседать, – сказал дядя Егор. – Пошли вон туда… Там поглубже.
Голый, трясущийся Митька выскочил из реки и рысью побежал за ними вдоль берега.
– Вот тут глубоко, – ткнул пальцем в омут дядя Егор. – Полезай!
Митька нерешительно топтался на берегу. В омут лезть ему совсем не хотелось.
– Там водяной, – сказал он. – Ахнуть не успеешь – утянет…
Дядя Егор перекрестил воду.
– Лезь!
Митька вдруг вспомнил школу. Вот было бы дело, если бы его сейчас увидели! Петька-Огурец, наверное, ошалел бы от радости. А Стёпка и разговаривать бы после этого не стал. Лопнула бы их дружба, как бычий пузырь.
– Эй, мам! – сказал Митька. – Отдашь мою «Голубую чашку» иль нет?
