Митька угрюмо посмотрел на длинного директора, промолчал.
– Не пойму я тебя, дружок, – сказал Сан Саныч. – Мудришь.
– Можно идти? – спросил Митька.
– Жду мать… Слышишь?
Митька вышел на улицу. У забора стояли ребята и договаривались со Стёпкой насчёт футбола.
– Через два часа приду, – говорил Тритон-Харитон. – Раньше ничего не выйдет.
Митька, небрежно помахивая раскрытым портфелем, прошёл мимо.
– Лесник, – окликнул Стёпка, – будешь в футбол?
– Неохота, – сказал Митька. Он остановился и стал застёгивать портфель.
– Мне сегодня нельзя, а ребята поиграть хотят… Возьми ты мяч, ну?
– Можно, – помолчав для приличия, сказал Митька я повернулся к ребятам. – Быстрее обедайте… Не то уйду.
Мальчишки разошлись по домам.
Митька и Стёпка шагали рядом, молчали.
– Зря ты, Лесник, в бутылку лезешь, – наконец сказал Тритон-Харитон.
Митька ничего не ответил. Он ни одного слова не сказал до самого Стёпкиного дома. Взял мяч и направился к калитке.
– Если я не приду, – вслед ему крикнул Стёпка, – отдай мяч Серёге Воробьёву.
– Не бойся, не пропадёт твой мяч, – не оборачиваясь, ответил Митька.
– Я не боюсь, – сказал Стёпка и скрылся в сенях.
Игра без Тритона-Харитона не ладилась. Команды спорили после каждого забитого гола. Капитанов никто не слушался. Один раз чуть было не подрались из-за штрафного мяча. А Стёпка всё не приходил…
По домам разошлись в сумерках. Опять на небе не видно звёзд и луна куда-то запряталась. Даже отсюда, с Козьего Луга, слышно, как ветер раскачивает деревья. Они скрипят и противно стонут. Но, когда Митька вступил в рощу, берёзы замолчали, будто нарочно притаились. И в этом молчании была какая-то насторожённость. Придорожные кусты бросали на тропинку густую тень. В тени что-то шевелилось, двигалось взад-вперёд.
Митька не оглядывался, он был уверен, что по меньшей мере десять леших крадутся за ним. Откуда-то издалека, с реки, донёсся тихий всплеск. И Митьке почудилось, что это водяной вынырнул из омута. Треснул над головой сучок. Уж не леший ли хочет прыгнуть Митьке на плечи? А что это внизу белое разлеглось на тропинке? Митька остановился и сразу услышал ночные шорохи: жалобный писк, невидимый взмах больших крыльев, царапанье острых когтей о кору. Это всё не страшно. Это птицы ворошатся в гнёздах. Не спуская глаз с белого предмета, Митька двинулся дальше. Что это такое? В лицо дунул ветер, и белый предмет зашевелился и, шурша, продвинулся навстречу. Это была газета.
Не успел Митька дух перевести, как позади послышалось: «Топ-топ-топ!» Митька на всякий случай перекрестился и, втянув голову в плечи, припустил во весь дух по тропинке. Только бы в берёзу не врезаться!
