Отец был сильным и высоким, как дядя Гриша. Один раз позапрошлым летом он из леса принёс лосёнка. Маленький такой лосёнок, а ноги длинные-предлинные. Митька, увидав лосёнка, так и запрыгал от радости.
– Папа, – спросил он, – лосёнок у нас будет жить?
Но отец даже не взглянул на Митьку. Злой, хмурый, он сдёрнул с головы свою фуражку с медными дубовыми веточками и отёр пот.
– Браконьеры лютуют… – сказал отец. – В прошлый раз лося ухлопали, а теперь – лосиху! Попадись – башку оторвал бы.
Отец подошёл к большеглазому печальному лосёнку, покачивающемуся на своих тонких ногах-ходулях, и погладил его по вздрагивающему загривку.
– Куда теперь прикажешь девать тебя, малыш?
– Отдай мне, – попросил Митька. – Я его воспитывать буду.
– Идёт, – сказал отец, – воспитывай.
Определили лосёнка к корове, в хлев. Смешно подпрыгивая на своих ходулях, лосёнок бегал за Митькой к реке. Митька купался, а лосёнок стоял на берегу и нетерпеливо рыл землю крепким круглым копытом, – дескать, вылезай из воды – поиграем… Только недолго пожил лосёнок в сторожке. Приехал грузовик с большой клеткой и увёз малыша в город. В зоопарк увёз. Митька даже имя не успел ему придумать… Разве узнаешь теперь лосёнка в зоопарке?
Отец был потомственный лесник. Он и родился в февральский буран в лесной сторожке. Тёплой воды под рукой не оказалось, и его выкупали в снегу. Митькин дед-лесник выкупал. После войны отца хотели назначить мастером на лесопильный завод, но он отказался.
– На заводе слишком шумно, – объяснил он председателю сельсовета, другу своему, дяде Грише. – Был лесничим и останусь лесничим.
И дом себе новый построил на берегу у самого соснового бора. Пока жив был отец, Митька любил лес. С отцом он мог всю ночь до зари просидеть у костра в глухой охотничьей заимке. И совсем было не страшно.
Не стало отца – не стало для Митьки и леса. Чужими и враждебными стояли за домом сосны и ели. Когда перед грозой они начинали раскачиваться и скрипеть, Митька забирался на печку и там отсиживался, пока гроза не уходила дальше. Первое время ребята, проходя ранним утром мимо Митькиного дома, кричали под окном:
– Айда по грибы!
Митька переворачивался на другой бок и ещё крепче сжимал веки. Постучат-постучат ребята и уйдут, а Митька накопает червей и весь день с удочкой сидит на берегу. Умер Для него лес…
Опять всплеснуло. Громче. Митька увидел, как от запруды к камышам разбежались большие круги. Видно, здоровая бултыхнулась. Там бездонный омут, в который, кроме Тритона-Харитона, никто не ныряет. Прошлым летом Стёпка выволок оттуда на лягушечью лапку увесистого большеголового сома. А Митька в этом месте рыбу ловить не любит. Вода тут чёрная, тихая, и кажется, что со дна на тебя круглым выпуклым глазом сам водяной смотрит. Смотрит и пузыри пускает, – мол, уходи, пока цел!
