Я помахал мужчине рукой, он улыбнулся и ответил тем же жестом. Мне подумалось, что и в Саньке не было никакой такой особой злости, просто он бегал лучше меня, вот и все.
Когда до Тимирязева оставались считанные метры, на аллею вышла светловолосая женщина с сумкой, из которой торчали спицы. Женщина выжидающе посмотрела на меня. Я остановился.
- Как красиво вы бежите,- улыбнувшись, сказала она. - Я часто вижу вас здесь.
- А вы, наверное, хорошо вяжете,- ответил я.- Для меня это тайна за семью печатями.
Женщина засмеялась.
- Завтра я буду сидеть на этой скамейке и довязывать шапочку.
- А я завтра буду бегать.
- Значит, до встречи,- сказала она и опять засмеялась.
И я отложил еще на один день разговор, так странно начатый тридцать с лишним лет назад. Я боялся этого разговора. Нас разделяла едва ощутимая грань, которую так легко смять неосторожным словом. Завтра, думал я, шагая к дому. Что значит один день?
Завтра.
На следующий день, едва я зашел на бульвар, меня окликнули.
На ближайшей к выходу скамье вальяжно развалился Слон в клетчатой куртке, снизу доверху на молниях и заклепках. Тяжелые слоновьи ноги обтягивали джинсы, на которых было еще больше заклепок.
Смешно, подумал я. Свой первосортный товар, свои уникальные лекции Док обменял на бусы и стекляшки. Однако Слон, судя по всему, так не считал. Он был крайне доволен собою. Ему не терпелось поделиться путевыми впечатлениями.
Я хлопнул его по джинсовой ноге и сел рядом.
- У меня такое дело, Док...- начал я. Но не смог договорить.
Оказывается, в штате Айова, в тамошнем университете, когда он, по обыкновению, стал объяснять свои взгляды на единую теорию поля, один из местных балбесов принялся свистеть, едва только Док позволил себе усомниться в подходе Эйнштейна к этому вопросу.
А в университете Джона Гопкинса...
В тот вечер, который мог перевернуть все мое прошлое и будущее, мне было не до тамошних университетов и царящих в них нравов. Я не очень вежливо перебил Дока и путано изложил ему события на Тверском, которые происходили в то время, пока он, Док, мотался по университетской глубинке. Я рассказал ему все - о дистанции в один километр и финишах Королевского Слона, о Четэри и Саньке Карюхине, даже о женщине с вязаньем, с которой я вчера перекинулся малозначащими фразами. А потом носком тапочка нарисовал на песке координатные оси и выложил свое объяснение, почему и как я попадаю с Тверского бульвара в прошлое и возвращаюсь обратно. Помните, про спицу и скомканную бумагу.
