Слон слушал меня сочувственно. Он опустил голову на грудь, отчего число подбородков удвоилось, и сказал:
- Чушь.
Я обиделся.
- Совершенная чушь,- уточнил Прудник.- Тебя не извиняет даже сомнительное образование и столь же сомнительный род занятий.
Не торопясь, уверенным лекторским тоном Док объяснил мне, что думает современная наука о взаимосвязи пространства и времени. Я ничего толком не понял, кроме, разве что, одного: если бы даже случилось невероятное и на Тверском в самом деле образовался желоб, то мне, чтобы в него попасть, пришлось бы развить скорость, превышающую скорость света, на что, как я обязан знать, существует строгий запрет. И тогда, добавил Слон с издевкой, я потерял бы не только паршивые кроссовки, но и собственное тело, включая не слишком умную голову.
- И все же,- спросил я въедливо,- как ты объяснишь тот факт, что я с тобой разговариваю, а кроссовки мои исчезли?
- Будь я следователем,- сонно возразил Прудник,- я нашел бы двадцать подходящих версий. Мне лень рассуждать на эту тему. Тем более что эта пропажа, в отличие от нашей бесценной молодости, легко восполнима.
И жестом доброго волшебника он положил мне на колени яркую пластиковую сумку.
- Примерь,- сказал он.- Кажется, твой сайз.
- Размер,- ответил я.- По-русски это размер.
- А я что сказал? - удивился Док.- Я и говорю - сайз. Примерь спикеры.
В сумке были кроссовые туфли со встроенным в язычок микрокалькулятором для расчета беговых нагрузок. Сайз действительно оказался моим. Туфли были мне впору.
Я сунул темно-синие тапочки в сумку и предложил Пруднику пробежаться вместе, чтобы увериться в моей правоте. Слон так посмотрел на меня, что я не решился настаивать. Впрочем, он согласился дойти пешком до места, откуда я попадал в прошлое, и посмотреть что к чему.
Всю дорогу до МХАТа Док обиженно ворчал - солидный ученый, почетный член и лауреат, дел сверх головы, а он отвлекается на мальчишеские глупости. За несколько шагов до того самого места Док по моему сигналу перешел на неуклюжую трусцу, я побежал рядом. Мы пересекли воображаемую черту - и ничего не произошло. Ровным счетом ничего. На скамейках сидели одетые по-нынешнему парочки, мужчина прогуливал скотчтерьера, справа над бульваром нависала громада Художественного театра.
- Это все? - спросил Прудник с облегчением.- Тогда пошли, но, чур, без спешки.
Мы добрели до конца бульвара, поглазели через площадь на Пушкина, молча посидели на скамейке и пошли ко мне домой пить чай.
