— А у Али Крымовой,— страшно торопясь, чтобы ее не перебили, сказала Лена,— у них занавески с Василисой Прекрасной...
— О нет,— мечтательно сказала Мать,— тут не Василиса, тут огромные подсолнухи...
— Лена! — закричал Отец.— Сейчас же делать уроки! — и обращаясь к Матери: — Может быть, ты нам еще и про обстановку расскажешь, где у них что стоит?
— С удовольствием,— подхватила Мать, и Лена тотчас к ней пододвинулась.— В столовой у них сервант, вернее, даже и не сервант, а такая старинная горка, представьте, кругом современная легкая мебель, и посреди нее старинная, великолепная... И в ней японский сервиз, сработанный под XVIII век, напудренные маркизы — это просто чудо что такое! И честно говоря, после этого наша столовая...
Лена была вне себя.
—- Ничего этого нет,— вдруг спокойно сказала Бабушка.
— Что значит — нет?!
А так, эти твои Паншины ужасные неряхи, невероятные, у них пауки по углам, и вечно какие- то Кочерыжки на полу валяются. Мать онемела от негодования, но Бабушка на кочерыжках настаивала. Ревущую Лену отправили Делать уроки, Отец ушел, хлопнув дверью (он не умел, да и не хотел объясняться), Бабушка и Мать остались одни.
— Можно подумать, что я говорила какие-то неприличные вещи,— сказала, наконец, Мать.
— У тебя температура не повышена? — насмешливо спросила Бабушка.
— А что, мне нельзя было рассказать про хорошую квартиру? И при чем тут кочерыжки?
— Да это я так, больше для Ленки. А тебя я сегодня просто не узнаю. Глаза горят, как у барса. Я уж и не знала, как тебя остановить, вот мне и пришлось клепать на бедных Паншиных. Каждое твое слово было пропитано завистью.
— Ну и что же — я в самом деле позавидовала. Можно и по-хорошему позавидовать.
Тут вошел Отец и заявил, что хорошей зависти вообще не существует,— и разгорелся спор. Отец говорил, что зависть чувство сильное, мучительное и совершенно бесплодное. А Мать возражала, что зависть к чему-то хорошему может сподвигнуть тоже на что-то хорошее, а может быть, даже на что-то лучшее.
— Сальери завидовал хорошему, очень даже хорошему, гениальной музыке, а потом взял да и отравил ее автора.
Мать обиделась, увидев в этом какой-то намек, а Отец, разгорячившись, сказал:
— Надо быть не знаю кем, чтобы при дочери, при дочери... А ведь у нас, вы знаете, есть еще «черный ящик»...
Наступило молчание — все понимали, что разумеет Отец под этим «черным ящиком».
— Да уж,— снова начал Отец,— после того, как наша дочь увидела свою маму в таком... неистовом состоянии, ее уж теперь не удержишь. Все дни напролет теперь станет высматривать — у кого, что, где?— Отец сказал это противным старушечьим голосом,— Во всех домах теперь занавески разглядит.
