Началась великолепная борьба института с прохиндеями.
Нужно было, чтобы суд, наконец, состоялся, но ответчики каждый раз ко дню заседания расползались, как раки. У суда не было времени их собрать, у Николая Семеновича было время, выделенное на общественную работу, а также сколько угодно помощников с умными инженерскими головами. Володя был хитер, но «наши» не глупее.
Вот и началась борьба. К примеру, отец Маргариты (и Володин тесть) в день суда оказался в отпуске (заседание отложено), а вернувшись из отпуска, тотчас отбыл в командировку (заседание отложено). Николай Семенович связался с руководством его учреждения, объяснил обстановку — так была исключена возможность «командировок» (и не только тестя). Тогда тесть лег в больницу, сказал, что на полгода, но не сказал, в какую. Немало трудов стоило Николаю Семеновичу разыскать таинственную больницу и узнать, что пациент давно выписан. Так шаг за шагом — и на каждом шагу.
А между тем летели листья уже второй осени.
Когда Николаю Семеновичу удалось, наконец, собрать ответчиков, тут-то и разыгралась главная битва! Ответчики были сплочены, активны, вопреки заключению медицины доказывали, что Серафима Михайловна здорова и даже «очень бойкая старушка». И в какой же ярости они были, когда против них оказалась твердость и сплоченность тех, кто защищал больную.
Вот она — ситуация двух лагерей. Очень может быть, что у ответчиков, каждого в отдельности, были и какие-то хорошие черты, добрые качества; не берусь утверждать, что все они знали о болезни Серафимы Михайловны и о мошенническом характере обмена. Но ведь узнали же они, и очень скоро. Узнали, и вместо того чтобы ужаснуться и загладить вину, все шестеро мгновенно сплотились в единый стан нападения и обороны против бедной Серафимы Михайлович.
Соседки ее, готовые ее защищать, неизменно приходили в суд — и в десятый раз, и в двадцатый. Ответчики были убеждены, что в конце концов эти опасные свидетели устанут и не придут, но те не уставали, приходили, часами сидели впустую и приходили снова. Неизменно приходил участковый милиционер, в свое время предупредивший «пышного Володю», что Серафима Михайловна тяжело больна и на учете (иначе говоря, Володя заранее знал, что идет на преступление). Разумеется, каждый раз во всеоружии документов являлся Николай Семенович.
— Я хотел бы, чтобы ответчики поняли,-- сказал он на суде,— твердо поняли: даже если с Серафимой Михайловной случится худшее (хотя ее в суде не было, ему неприятно было произнести: «если она умрет»), обмен этот все равно будет признан недействительным. Тут присутствует прокурор, он может это подтвердить.
