Солнце любви [Киноновеллы. Сборник] | страница 80

ГЛЕБОВА. Мой Пигмалион, я твоя Галатея. Когда была жизнь, как в сказке или в мифе, отчего же ее не разыграть?

СУДЕЙКИН. Была жизнь. Что она стала для нас воспоминанием?

ГЛЕБОВА. Прекрасным сном, который нам снится. Я буду рада погрузиться в миф.

СУДЕЙКИН. А Сапунов взял и утонул. И меня точно коснулась смерть.

ГЛЕБОВА. Нас всех коснулась его смерть. Из нашего круга молодых и веселых первая смерть.

СУДЕЙКИН. Вина хочешь? Идем. Я выпью.

Два молодых человека из Хора в полупрозрачных блузах, вошедших в моду, может быть, благодаря Андрею Белому.

СЕРГЕЙ. Мы разыгрываем то, что с нами происходит. Наша жизнь - театр вседневный и всенощный!

ЕВГЕНИЙ. А что с нами происходит?

СЕРГЕЙ. Всякие чудеса. Я, к примеру, влюблен.

ЕВГЕНИЙ. Эка новость! Ты влюбился, я думаю, еще до того, как родился.

СЕРГЕЙ. Еще бы! Любовь взлелеяла мою жизнь. Я и появился на свет влюбленный по уши.

Показываются девушки в легких летних современных платьях.

ЕВГЕНИЙ. А в кого ты влюблен? В Лику? В Тату? Неужели в Лару?

СЕРГЕЙ. Это секрет.

ЕВГЕНИЙ. Для друзей секретов нет.

СЕРГЕЙ. Это секрет для меня самого.

ЕВГЕНИЙ. Значит, ты сам себе не друг.

СЕРГЕЙ.  А если ты мне друг, помог бы мне разгадать тайну моей любви.

ЕВГЕНИЙ. Легко.

СЕРГЕЙ (пугается). Неужели?!

ЕВГЕНИЙ. Пари?

Девушки подходят к ним.

ЛАРА. Пари?

В гостиную входит высокого роста гусар с юным лицом. Это Всеволод Гаврилович Князев, поэт, автор гимна "Бродячей собаки"... К гусару подходит мужчина, хромой и учтивый, с подведенными глазами в ореоле длинных ресниц, он не Пьеро и не Арлекин, а скорее сатир или фавн, прикинувшийся поэтом. Это Михаил Алексеевич Кузмин. Ему под сорок, но выглядит моложе своих лет.

КУЗМИН. Милый друг, рад тебя видеть. Ты меня спас от смертной скуки. Не терплю я женщин, ты знаешь, в особенности, красивых и развратных... А здесь-то иных и нет. Я понимаю древних греков. Не знаю, как с мальчиками, но красота юности - сама любовь и идеал ее.

КНЯЗЕВ. Это как любовь отца к сыну, в котором он видит свое рождение в красоте? Это я понимаю, Михаил Алексеевич, и меня трогает ваше отношение ко мне. Но, кажется, вокруг во всем этом видят что-то темное.

КУЗМИН. Эрос - это отнюдь не радость, это темное, откуда рождается свет и все живое. Тебя спрашивал хунд-рук. Не сказал зачем, но что-то затевает уж точно.

Хор носится по залам, не без споров и шуток, девушки обращают внимание на молодых поэтов, которые называют себя гиперборейцами...

ЛИКА. Кто такие?

СЕРГЕЙ. Слыхал, они называют себя гипербореями.