Новиков характеризовал Жукова как человека исключительно властолюбивого и самовлюбленного, безмерно любившего славу, почет и угодничество перед ним, не терпящего возражений. Вместо того, чтобы сплачивать командный состав вокруг Верховного Главнокомандующего, он ведет вредную, обособляющую линию, сколачивает людей вокруг себя, приближает их к себе.
«Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, — продолжал чтение Штеменко, — а также среди других лиц пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандующего и в то же время не стесняясь выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им. Так, во многих беседах, имевших место на протяжении последних полутора лет, Жуков заявлял мне, что операции по разгрому немцев под Ленинградом, Сталинградом и на Курской дуге разработаны по его идее и им, Жуковым, подготовлены и проведены. То же самое говорил мне Жуков по разгрому немцев под Москвой».
Далее Новиков сообщал, что Жуков высказывал ему обиды: мол, он, являясь представителем Ставки, провел большинство операций, а награды и похвалы получают командующие фронтами. Приказы на проведение тех или иных операций адресуются командующим фронтами, а он, Жуков, остается в тени. Несмотря на блестящий успех операций под Сталинградом, Ленинградом и на Курской дуге, его до сих пор не наградили, в то время как командующие фронтами получили уже по несколько наград.
В интерпретации Новикова рассказ Жукова о назначении его на должность главкома сухопутных войск звучал так. Сталин позвонил ему в Берлин и спросил, какое назначение он хотел бы получить. По словам Жукова, он ответил, что хочет пойти главкомом сухопутных войск. При этом, по мнению Новикова, Жуков руководствовался не государственными интересами, а тем, что, находясь в этой должности, он по существу будет руководить почти всем наркоматом обороны, всегда будет поддерживать связь с войсками и тем самым не потеряет свою известность. Если же пойти заместителем наркома по общим вопросам, то придется отвечать за все, а авторитета в войсках будет меньше.
В конце письма Новиков объяснял, почему Жуков умело привязал его к себе: «Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной и до 1932 года я все это скрывал от партии и командования». В Жукове он увидел опору, в беседах с ним один на один вел политически вредные разговоры.
Штеменко закончил чтение, огласил дату написания заявления — 30 апреля 1946 года. В зале повисла гнетущая тишина.
