Вопрос был сложный, и он объяснял во второй раз и в третий, если видел замешательство на лицах, а иногда и в четвертый, если начинали подходить другие. Обычно, закончив, он обнаруживал, что все разбрелись, предпочтя пение птиц гласу истины.
И тогда он погружался в толпу, начинал все сначала и ждал, пока вокруг соберутся слушатели.
Люди созданы по образу и подобию Божьему, а следовательно, находятся под действием Его благодати, даже те, кто не знает Бога или отстранился от Него. Проповедник был вынужден напоминать себе об этом, когда его не слушали, осмеивали или передразнивали — или, как несколько раз случалось в мире живых, арестовывали, надевали наручники и отбирали плакат. Иногда, ощутив присутствие Духа Святого, — в подобные минуты в нем переворачивалось что-то мягкое, похожее на тюк с тряпьем, — он чувствовал такое пресыщение, что забывал поесть, и к концу дня ноги подгибались, против его воли поддаваясь голоду. Тогда некий почтальон, добрый человек по имени Джозеф, приносил ему хот-дог или пиццу и ждал рядом, пока не убеждался, что проповедник может стоять, не рискуя упасть в обморок. Сегодня, впрочем, он набил карманы хлебными палочками, прежде чем выйти из дому. Он ел, сидя на железной скамейке, неподалеку от монумента, и смотрел на тени птиц, сталкивавшиеся с тенями облаков.
Вечером он заметил двух мужчин — точнее, парней, не старше двадцати, — которые держались за руки и целовались, стоя под навесом заброшенного скобяного склада. Один держал другого за волосы, а тот корчился, запустив руку в джинсы; когда первый шепнул что-то на ухо второму, оба рассмеялись. Проповедник торопливо зашел под навес и заговорил о мосте Христовом и об Избранных, но парни возмутились и не стали слушать.
— Отвали, — сказал один, а второй огрызнулся: — Убери руки, старый педик.
Они стали бить кулаками и ладонями по плакату, тот качнулся назад и ударил проповедника в челюсть.
Когда он открыл глаза, то понял, что лежит на тротуаре, а парни исчезли. Между щекой и десной было что-то твердое. Зуб. Он извлек его языком и выплюнул — темно-красный, похожий на вишневую косточку. По пути домой проповедник зарыл свой зуб на церковном дворе и отметил место двумя скрещенными хлебными палочками. Когда он вновь умрет и будет призван, то восстанет во плоти целиком.
И был день первый.
Следующий плакат гласил: «Кайся, пока есть время», внизу стояла подпись: «Искренне ваш» — и имя. Профессор Колман Кинзлер. Он присвоил себе ученую степень в тот день, когда дочитал Библию, в возрасте тридцати трех лет, потому что знал, что в глазах Господа он ничуть не хуже профессора, хотя никогда не учился в колледже. Библия была той самой, которую ему подарили в детстве, — карманное издание с серебристым обрезом, тонкой белой бумагой и синим кожаным переплетом, который заворачивался и застегивался спереди. Он повсюду носил ее с собой, пока однажды не встретил женщину, которая никогда не читала Библию, — индуску в платье цвета кирпича и жженого кофе. Колман Кинзлер спросил: «Если я отдам тебе эту книгу, будешь ты изучать ее и почитать священной?» Она пообещала, поэтому он подарил ей Библию, хотя и не без внутренней боли.
