В конце концов бессонница и есть избыток сознания, избыток жизни. С самого детства Минни считала свою жизнь волевым актом и следовала правилу «ты можешь сделать все, что задумала»… но ей не удавалось заставить себя заснуть. Единственным способом было вообще не думать о том, уснешь ты или нет, отказаться от собственной воли. Большинство полагают, что человек засыпает и начинает видеть сны, но, насколько понимала Минни, процесс шел в обратную сторону — ты начинаешь видеть сны и в результате засыпаешь. Она, впрочем, не видела сны, потому что непрерывно думала о том, что еще не спит. От мелочей, удерживавших ее внимание, росла вероятность того, что она продолжит об этом думать, и внутри ее раскрывались миллионы маленьких бутонов нервного напряжения — таким образом, она не могла начать видеть сны и, следовательно, заснуть.
Какой бардак.
Минни прислушивалась к медленному, ритмичному дыханию Луки во сне. Она слышала его столько раз, что с легкостью узнала бы на полицейском опознании. «Слушайте внимательно, мэм. Не торопитесь. Это дыхание человека, которого вы ищете?» «Да, офицер. Он говорит, что любит меня, но я не знаю почему».
Именно так сам Лука сказал в последний раз, когда Минни попыталась добиться объяснений:
— Я люблю тебя, но не знаю почему. Просто люблю. Разве этого недостаточно?
Вполне достаточно, но все-таки вопрос не давал ей покоя.
«Раз, два, три — спи», — приказала она себе, но, разумеется, напрасно.
Беспокойство и непрерывная работа мозга, в то время как она лежала в постели… это походило на жизнь в городе, не так ли? Все население страдало от избытка сознания, избытка жизни. Минни поставила городу диагноз. Жители проводили время в непонятном месте между жизнью и смертью, в промежуточном состоянии — свет выключен, но сон еще не пришел.
Целый город, ожидающий сна.
Тысячи людей, страдающих от бессонницы.
Минни описывала ступнями небольшие пересекающиеся круги — нервная привычка, которая появилась у нее примерно в то время, когда родители развелись. Ей было пятнадцать, и она только что перешла в старшую школу. Ноги, которые всегда немного мерзли, согревались от трения. Непрерывное колеблющееся движение, казалось, успокаивало. Мать обычно, проходя мимо спальни Минни, видела, как она качается под одеялом, закрывала дверь и ругала дочь: «Если не уважаешь других людей, живущих в этом доме, прояви уважение хотя бы к собственному телу, милочка!» Минни всегда смеялась в ответ. Она обожала мать и по-прежнему виделась с ней пару раз в неделю. Иногда она даже замечала отца, который перекусывал в кафе, бродил где-нибудь вдалеке, в толпе, или балансировал колодой игральных карт на горлышке бокала в задней комнате бара. Он всегда здоровался, и на лице у него возникало удивленное выражение, смешанное со страхом. Отец исчезал, прежде чем Минни успевала ответить. Вскоре после развода он приставил к груди пистолет и покончил с собой. Должно быть, решил сбежать от всего, что когда-либо знал. Уж точно он не ожидал вновь увидеть дочь.
