Нехотя поели. Слава с Вадиком прикончили недопитую накануне «Столичную». Меня даже пить не тянуло. Пообедав, устроили перекур. Вот тогда и объявился Лепяго.
– Илья, – директору было неуютно под прицелом волчьих глаз хмельного корефана, – вы не будете против навестить Феликса Романовича, а? Он очень просил вас зайти.
Лепяго было ужасно неудобно выглядеть этаким мальчиком на побегушках. Он переминался с ноги на ногу и покраснел до корней волос.
Я оглянулся на корефана. Слава хмуро курил, спрятав сигарету в кулак, и без всякой симпатии смотрел на Лепяго. Я кивнул ему, мол, будь наготове, и сказал, обращаясь к Андрею Николаевичу:
– Далеко идти-то?
– Нет-нет, совсем рядом, – заторопился тот, словно испугавшись, что я передумаю.
– Тогда за час обернёмся.
Слава шумно выпустил через нос облако дыма, подтверждая, что намёк понят. Если через час я не вернусь, он предпримет меры к розыску. Для начала, наверное, потрясёт Лепяго на предмет того, где я нахожусь и как туда добраться. Подлый сексот получит своё, и это утешало. Nil inultum remanebit! [10] Легионер Слава был готов железной рукой опустить карающий меч на голову предателя.
Идти в самом деле оказалось недалеко. Полковник Проскурин обитал в двухэтажном административном корпусе рядом с зоной. По мере приближения к нему росло гнетущее чувство уже виденного ранее, словно я здесь бывал, но только сейчас вспомнил. Дежа вю, как говорят французы: характерный бетонный забор с густой спиралью колючей проволоки, пущенной по верху, и мрачные вышки с бдящими автоматчиками здорово напоминали аналогичное учреждение в Форносово, где я провёл не лучшие годы. Даже вонь была та же: кислый смрад перепревших тел, тошнотной жрачки с пищеблока и ещё чего-то, совершенно непередаваемого, что образуется от постоянной скученности озлобившихся мужчин, питаемых призрачными надеждами либо вконец отупевших от безысходности. У меня аж дыхание спёрло. Я тяжело сглотнул и замедлил шаг. В голове завертелись тягостные мысли, из которых доминировало опасение, что меня могут здесь и тормознуть в случае несговорчивости. О хозяйском беспределе на вот таких «дальняках» я был прекрасно наслышан. Эти князьки карают и милуют по своему усмотрению. Бывало, что и своих «прапорщиков» запирали в ШИЗО вместе с зэками. Для самодурства в Усть-Марье почва самая благоприятная. Нет, решительно не катил такой расклад. Чёрт знает, что Проскурину взбрендит. Я остановился. Идти своими ногами в зону? Ну уж дудки! На кичу меня теперь не затащишь даже под страхом смерти.
