Сухим и знойным августовским утром Джон и Оливер Брауны уехали. Путь Брауна лежал не прямо в Канзас. Он не мог явиться туда с пустыми руками. И потому через сутки он стоял перед Герритом Смитом — такой же неожиданный, решительный и пугающий, как и в первый раз.
Нужны деньги и оружие. Повстанцы в Лоренсе ждут помощи от северян. Тут он прибегнул к лести: всем известны благородные стремления мистера Смита. Мистер Смит всегда был горячим сторонником освобождения негров. Теперь мистеру Смиту предоставляется случай еще более прославить свою гуманность.
Геррит Смит нервно потирал руки, его толстые щеки дрожали от волнения. Оружие? Война?!
«Впрочем, Браун прав, — рассуждал он про себя. — Мы должны перестать надеяться на победу путем голосования. Было время, когда с рабством можно было покончить при помощи политических действий, но это время прошло, боюсь, что навсегда. Я льстил себя тщетной надеждой, что справедливость медленно, но верно возьмет верх. А теперь я вижу, что американские помещики не обладают достаточной добродетелью, чтобы покончить с рабством бескровным путем. И все, что остается, — это покончить с ними силой».
Все это Геррит Смит несколько позже написал в аболиционистских газетах. А теперь он смотрел на Джона Брауна и все больше проникался его словами, все сильнее сдавался перед его непреклонным взглядом. Конечно, конечно, он согласен поддержать мистера Брауна, он даже съездит с ним в Сиракузы. Завтра там митинг аболиционистов. Мистеру Брауну, с его красноречием, разумеется, нетрудно будет добиться от них помощи.
Собрание в Сиракузах было как две капли воды похоже на все собрания умеренных аболиционистов. Множество речей, множество евангельских притчей.
Учителя и пасторы в длинных сюртуках, почтенные леди в чепцах и шалях, заколотых брошками, фермеры в туго накрахмаленных праздничных манишках. Всё так чинно, благопристойно, сдержанно. Взывали к состраданию и гуманности, жалели бедных, темных негров.
На этот раз, впрочем, настроение подогревалось событиями в Канзасе. Поэтому, когда Геррит Смит представил собравшимся мистера Брауна, «у которого пять сыновей сражаются за свободный Канзас», внимание всех устремилось на новоприбывшего.
Благотворители-аболиционисты увидели перед собой высокого седого человека в старом поношенном костюме, высоких сапогах и длинном толстом плаще с капюшоном. Он был похож на монаха-капуцина, странствующего по горам и одержимого идеей своей высокой миссии на земле.
