Сталин был твердо убежден: без расстрелов не обойтись. Если падет Царицын — Колчак с востока, Деникин с запада смогут броситься друг другу в объятья и в едином порыве ринуться на Москву. Вот тогда мы посмотрели бы, в какую Швейцарию помчится Ленин!
Реввоенсовет 10-й армии размещался в кирпичном особняке сбежавшего с белыми хозяина фабрики по производству горчицы. Сталин был тут непререкаемым хозяином. Да, он обещал отдать революции всю кровь, капля за каплей. Но пока что, укрепляя оборону Царицына и вычищая авгиевы конюшни Троцкого, он выпускал кровь из врагов пролетариата. И отнюдь не каплями.
Реввоенсовет и штаб занимали третий этаж. Отсюда шли грозные приказы на фронт. Царицын был в смертельной опасности: белые охватили его сильной подковой. Она, эта подкова, грозила обернуться петлей и удушить пролетарскую власть…
— А какие телеграммы ты посылал Ленину! — услышал он голос жены.— Ворошилов их тут ловко ввернул.
— Почитай вслух, Надюша,— попросил Сталин, усаживаясь плотнее в мягком кресле.
Глаза Надежды Сергеевны радостно вспыхнули. Еще бы, в кои-то веки услыхала она из его уст это теплое, согревающее сердце имя «Надюша». И уже второй раз за вечер!
— Вот послушай. «Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь, скоро восстановим…» Это ты о линии южнее Царицына,— пояснила она, будто Сталин не понимал, о чем идет речь.— «Можете быть уверены, что не пощадим никого — ни себя, ни других, а хлеб все же дадим. Если бы наши военные «специалисты» (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия не была бы прервана; если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им…»
Сталин припомнил, как диктовал эту телеграмму в салон-вагоне и в такт почти каждому слову взмахивал ладонью с зажатой в ней трубкой. Ему и сейчас захотелось набить трубку ароматным табаком и, слушая жену, повторить эти жесты.
— А вот что мне особенно нравится. Другая твоя телеграмма: «Что касается истеричных, будьте уверены, у нас рука не дрогнет, с врагами будем действовать по-вражески».
Сталин недоверчиво взглянул на нее: в самом деле хвалит или издевается? А вслух сказал:
— Хорошая телеграмма. А теперь представь, если бы мою мысль стал излагать Ленин, сколько бы страниц текста ему понадобилось? Сколько бы чернил извел. Ничего не скажешь, факт остается фактом — грешил Ильич многословием.
— А между тем,— укоризненно сказала Надежда Сергеевна,— ты, кажется, уже совсем позабыл, что, если бы не Владимир Ильич, не сидеть бы тебе сейчас в кресле генсека.
