— Помнишь, Иосиф,— будто издалека донесся до него голос Надежды Сергеевны,— поезд медленно тащится в Царицын, без конца тормозит на полустанках. Под гармошку, со свистом пляшут «Яблочко» пьяные братишечки. Отборная брань, треск пулеметов, а мы с тобой в салон-вагоне…
— Сейчас ты, чего доброго, вспомнишь, как я затащил тебя в свое купе? — насторожился Сталин, прерывая жену.
— Иосиф…— Щеки Надежды Сергеевны зарделись.— Если бы я воспротивилась, никто бы меня не затащил. Даже всесильный товарищ Сталин.
— Ты не лукавишь? — Он бросил на нее недоверчивый взгляд.— А то ведь Ольга Евгеньевна на всех перекрестках, как сорока, верещала, что я тебя изнасиловал…
— Не трогай мою маму! — гневно оборвала его Надежда Сергеевна.
— Правда глаза колет,— не сдавался он.— Ладно, не будем ссориться из-за пустяков. Все это уже история. Вот тут Клим верно вспоминает, какая там была тогда чертовщина! Левые эсеры, эти истеричные хлюпики, подняли мятеж. Изменил подлец Муравьев. К Баку подбирались англичане. Смотри, он еще способен на приличные метафоры: «Все горит в огненном кольце». Избитая фраза, конечно. А вся эта заваруха, между прочим, из-за твоего любимого Ильича. Этакий добряк с замашками авантюриста. Кто его понуждал приглашать в свою компанию эсеров? Вот и получил нож в спину. А потом слезно к товарищу Сталину: «Выручай, спасай!» Сколько раз по его просьбе мне приходилось чистить эти авгиевы конюшни военного ведомства! Троцкий напакостит, а товарищ Сталин — чисть! Это справедливо?
— Иосиф, тебе не совестно? Тебе еще только пятьдесят, а ты уже такой несносный ворчун. Ну как можно?
— Знаю, знаю тебя, защитницу. Лучше бы мужа защитила. Факты, моя дорогая, упрямая вещь: твой Ильич вечно шарахался из одних объятий в другие. Окрестил Троцкого «Иудушкой», а сам вознес его в наркомвоенморы. Какой из Иудушки полководец? Тоже мне, фельдмаршал липовый! Всерьез уверовал, что победить на войне можно с помощью его краснобайства. А Бухарину Ильич приклеил ярлык путаника в теории и тут же определил его в «любимцы партии». Далеко мы пойдем с такими любимцами!
Сталин, впрочем, хорошо понимал, что и он и Троцкий добивались в Царицыне одной цели и наводили железный порядок там, где они появлялись. Но было и весьма существенное отличие: Троцкий расстреливал врагов и неугодных под аккомпанемент своих пламенных речей о неизбежном пожаре мировой революции. Сталин делал то же самое, предпочитая безмолвствовать.
