Мне больно писать об этом, но я был просто жесток в своей непоколебимости. Вика умолял меня, обижался, сердился. Говорил, что я не могу бросить его в такую минуту! В какой-то миг он решил, что это розыгрыш — мы любили подтрунивать друг над другом — и стал смиренно ждать момента, когда можно будет смеяться. Смеяться не пришлось. Последним «уазиком», отвозившим продавцов в станицу, я уехал. В руках у меня был длинный, как охотничье ружье, сверток — цветная карта звездного неба. Несколько дней назад Нина А. подарила нам с Викой по такой карте. Мы радовались как дети.
Мне снова хочется сказать здесь о слепоте. Кажется, мне дано какое-то видение людей (Вика особенно рьяно отстаивал тезис о моей проницательности). Шварцман был одним из самых близких моих друзей. Я располагал огромным фактическим материалом, временем, желанием помочь. Что же мешало мне увидеть, что, уезжая, разрушаю надежду Вики, разрезаю одну из немногих ниточек, удерживающих его... Думаю, главной причиной был интерес. Род корысти, состоявший из каких-то смешных, как я сейчас понимаю, вещей. Желание погреться в лучах Витиной славы? Нет, все же не было этого. Было стремление во что бы то ни стало сохранить паритет в наших отношениях. Разумеется, это удавалось не всегда. Дочка была обижена за меня, наблюдая в течение нескольких недель, как я вожусь с Викой: «Папа как домработница, как секретарша у дяди Вики». Все же я полагал, что, не обращая внимания на мелочи, следует стремиться к равноправию сторон.
Хорошо помню беседу, в которой я излагал свои взгляды на нашу дружбу. «Есть точка зрения — она особенно удобна тебе — по которой надо спасать Борю. Способного, подававшего некогда надежды, но намертво увязшего в быте, в хозяйстве, в семье... Меня эта точка зрения не устраивает. По другой модели — она удобнее мне — есть Шварцман, замечательный ученый, но как-то зациклившийся, потерявший ориентацию в жизни; надо спасать Вику. По-настоящему, мне не подходит и эта модель. Почему бы не сказать так: есть два индивида, два старых друга; к своему сорокалетию каждый из них, исчерпав арсенал имеющихся у него средств, оказался в тупике. И они решились на необычный эксперимент: попробовать объединить свой опыт, взять на себя ошибки, но и достижения друг друга; попробовать создать новую жизнь. Это подходящий мне вариант».
Как и всякая идея, эта была ни хороша, ни плоха, но, к сожалению, имела тенденцию игнорировать реальность. Реальность же состояла в том, что он был болен и нуждался во мне как в опоре, в помощи, в мостике к жизни.
