Мой друг Виктор Шварцман - Борис Штивельман

     Он значил для меня так много...

     Мы выросли в одном городе, пару лет учились в одной школе, в одном классе. Наши семьи были похожи — дружелюбные, хлебнувшие горя еврейские семьи. Даже профессионально — инженер-папа, медик-мама. Даже по происхождению — из Бессарабии, из левой еврейской молодежи...

     И была попытка дружить. Но куда там т этот серьезный мальчик скорее раздражал, чем восхищал меня.

     О чем говорят мальчики в школе? С Викой мы говорили о магнитном поле, или об электрическом. Было что-то нечеловеческое в том упрямстве, с которым этот ребенок возвращался к волновавшим его научным вопросам.

     Вероятно, были и другие разговоры, конечно были! Но мне запомнилось это. Вот я иду — нет, лечу, плыву — по нашему забытому раю, по старым, убогим, еврейским Черновицам. Мне лет четырнадцать. Голова полна ветром, девушками, какими-то проигранными деньгами... По улице Моцарта (или Бетховена?), вдоль Филармонии. «Слушай, Штиф! Есть такая задача...»

     И все. Сила его доминанты была такой, что уже и я мог несколько дней кряду искать ответ, решение...

     Запомнилась неожиданная встреча у доски объявлений Московского физфака. Две недели назад окончена школа. Мы поступаем на физику — науку наук. Вчера написана математика письменная. Разыскивая свои фамилии на доске, обмениваемся предположениями. Мне кажется, что у меня «четверка» (в душе я надеюсь на большее!). Мрачный Шварцман предполагает, что у него «трояк». Мелькает мысль, что не тупая зубрежка, а звезда, удача, напор решают дело. Хочется ободрить бедолагу.

     Действительность опрокидывается холодным душем. У меня «два», у него «пять». Ошибкой — по крайней мере, несправедливостью! — казалось и то, и другое. Я пробовал апеллировать...

     Кстати, эта «пятерка» — одна из немногих в многотысячном потоке абитуриентов физфака — сыграла удивительную штуку в дальнейшем поступлении Вики. На математике устной, экзаменатор — университетский педагог по прозвищу «Кривой» — сосредоточенно валил еврейского юношу, следуя инструкциям. Его, по-видимому, не смущало то, что абитуриент решает подряд задачи все возрастающей сложности.

     Найдя, наконец, задачу, с которой экзаменующийся не справился — двумя годами позже Шварцман и Бернштейн доказали, что она не имеет решения! — усталый экзаменатор ставит «два» и ведет парня к столу приемной комиссии. Там он обнаруживает, что письменную работу Вика написал на «5». Опасаясь скандала — а о нем и не помышлял измученный абитуриент! — ставит «три». Затем был многочасовой — на выживание — экзамен по устной физике.