В Киргизии русского мужика разрывают грузовиками надвое за то, что он помогал тушить дом своего соседа узбека.
В Намангане пятерых русских мальчишек-солдат сжигают живьём за то, что они русские военные.
В Вильнюсе гибнет русский офицер из числа тех, кто приехал в братскую республику разнимать дерущихся соседей. Пуля в спину.
В Таджикистане стреляют в спину русским офицерам-пограничникам отнюдь не талибы, а местные, день ото дня звереющие «демократы».
Э. Лимонов сохранил для истории «особенности национальной охоты» на русских в Таджикистане: «А всё началось с приезда в 91-м году Травкина, Собчака, Велихова. И: «Давай в демократию!» И с начала года уже двадцать шестой русский офицер был убит «демократами» таджикского разлива. Три выстрела в спину. … В дивизии много местных русских контрактников… Гонит их в армию безработица… Старухи, те, чтобы выжить, продают всё, но не платяной шкаф — шкаф будет гробом».
В кабинете у подполковника М. Худойбердыева висит Красное знамя. «Это не всем нравится, особенно американцам. «Но мы же дрались под Красным знаменем!» — говорит он.
После набега Травкина, Собчака, Велихова только на памятнике погибшим жителям Катлонской области — около 900 фамилий». А всего за «демократию» республика расплатилась десятками тысяч убитых, страшенной нищетой, безработицей и теми несчитанными «гастарбайтерами», что хлынули в Россию, бросив семьи, забросив учёбу, готовые на любой рабский труд.
Вы не в курсе, Ирина Дмитриевна? И братец ваш ко всему этому не имеет никакого отношения? Понимаю — от Брайтон-Бич и Куршевеля тот же Душанбе так далеко…
А мне, считаю, повезло побывать в Таджикистане в сентябре 1993 года, в дни празднования второй годовщины его независимости. От чего? От, по-народному говоря, русских. И я своими глазами увидела Курган-Тюбе, где в результате резни между «вовчиками» и «юрчиками» были сожжены до полутора (официально!) десятков домов, а убито столько… Возьму цитату из своего романа «Очарование вчерашнего дня», опубликованного в издательстве «Голос» и журнале «Наш современник» в 1995 году:
«Там, в Курган-Тюбе, я впервые увидела и эти портреты… Невообразимые, немыслимые портреты маслом. От пола до потолка портреты, которым место где-нибудь на воле, на площади, на стене общественного здания, но никак не здесь, в жилом доме. Было неловко торчать возле такого портрета. Было неловко видеть крошечную фигурку смуглой девочки, которая едва доставала макушкой до подбородка нарисованного молодого человека в камуфляже, с густыми, размашистыми усами — своего несуществующего уже отца.
