Оказалось, все семь! С учетом качества дороги. В городок я въехал уже ближе к вечеру. Улицы его, сильно смахивавшие на деревенские, были пусты. Дождь, между тем, немного утих, но небо над головой угрожающе потемнело и заплыло до горизонта густой фиолетовой краской. Рядом с административным зданием с уныло свисавшим трехцветным флагом сидел на лавочке неопределенного возраста мужичок, одетый не по сезону в ватник. Скопившаяся в воздухе мелкая морось оседала каплями на его промасленной ткани и захватанной руками кепке, после чего скатывалась на землю, не принося их владельцу ни малейшего вреда. Выражение изрезанного грубыми морщинами лица свидетельствовало о глубоком умиротворении и сильном желании похмелиться. Чувства эти, диаметрально, в общем-то, противоположные, на редкость органично дополняли друг друга. Возможно, именно так, в глубокой задумчивости, сидел когда-то автор «Экклезиаста» и размышлял о тщете и бренности быстротекущей жизни. Как ни были печальны мысли библейского философа, сын Давидов так и не закурил, с губы же местного мыслителя свисала прилипшая к ней потухшая папироса. До завершенности образа портрет дополняла недельная, начавшая уже седеть щетина и вымазанные в рыжей глине кирзовые сапоги. Мое грубое вторжение в картину созерцаемого им мира мужичка нисколько не удивило.
— Скоро ливень начнется, — предположил я, выходя из машины, в надежде, что это нехитрое замечание позволит завести более содержательный разговор. Скажу без похвальбы, общаться с народом я умею.
Мужик посмотрел удивленно, как если бы только что меня заметил. В его водянистых глазах появилось нечто осмысленное:
— Не-е, пронесет… — протянул он лениво, закидывая ногу на ногу. — Река не даст, она на этот берег дожди не пускает. На той стороне прольется…
Где в этой местности протекала река я понятия не имел, но охотно с ним согласился. Важно было не дать аборигену снова впасть в нирвану:
— Не скажешь, как добраться до Соловьихи?..
На этот раз в его затуманенном взгляде мелькнул живой интерес:
— А те зачем?
— Дело есть! — заметил я туманно, и этим ограничился. Любой уважающий себя мужик не станет выкладывать первому встречному, что да почему, и мой новый знакомый такую опытность оценил. Покивал головой, мол, понимаю, но выражение его поношенного лица при этом стало скептическим:
— Там, окромя моей старухи, никто нынче не живет…
Сочтя тему исчерпанной, он отвалился на спинку скамейки и сложил на манер усопшего на груди руки. Смежил веки, показывая своим видом, что разговор у нас не получился. Но я держался другого мнения. Универсальное правило общения с людьми состоит в том, чтобы задеть их за живое и тем вызвать к себе интерес.
