Василько склонился над Сопроном, не стыдясь обступивших его кметей, заплакал; шептал лишь:
— Прощай, брат!..
Константин, спешившись, рывком открыл дверцу возка. Ольга, бледная, с застывшими глазами, обхватив княжичей руками, судорожно прижимала их к себе. Мгновение сидела недвижимая. Узнав мужа, истошно вскрикнула и лишилась чувств.
На следующий день князья Константин и Владимир с боярами и воеводами делали смотр тарусскому воинству. По главной улице шли на рысях княжеские дружинники, шагали ополченцы, горожане и крестьяне Тарусы, Алексина, Любутска, Калуги. Среди ратников были безусые юнцы и седобородые, испещренные шрамами и морщинами старцы. Копья и рогатины, мечи и дубины, кинжалы и топоры, панцири и тигиляи — у кого что. Лица суровы, в глазах решимость.
— Да… — вздохнул игумен Алексинского монастыря Никон и, обращаясь к стоявшему рядом боярину Курному, произнес задумчиво: — Не хватает людей в градах и селах, некому на земле трудиться, ремесло делать, а тут рати, рати… Сколько доброго, угодного Богу могли бы они руками своими сотворить. Каменные храмы построить, землю засеять, образа Господа нашего и святых угодников намалевать, детей взрастить.
— Может, все так оно, отче, да не к месту речи эти! — поправляя перевязь, на которой висела его раненая рука, хмуро заметил Курной. — Ныне все одним должно мериться: как бы землю нашу и люд православный врагам на поруганье не отдать. Сеять, строить, но быть рабами?! К чему такое?! Для кого?!.
Никон, плотный, высокий ростом, не старый еще человек, не отвечая, медленно огладил свою новую черную рясу и, то ли соглашаясь, то ли оспаривая, покачал головой.
Шествие ратников затягивалось. Несколько раз начинался и переставал мелкий, по-осеннему нудный дождь, пока наконец не разразился ливень. Сразу стемнело, поднялся ветер, но князья, бояре и воеводы, кутаясь в промокшие плащи-епанчи, не сходили с коней, стояли молча, недвижно. Только князь Константин, высоко взметнув в приветствии руку, провозглашал громким голосом:
— Слава воям! Слава Тарусе! Слава Алексину! Слава Калуге! Слава!..
А в ответ неслось:
— Слава князю Константину, слава Тарусе! Слава Калуге! Слава Алексину! Слава! Слава!..
После смотра Константин Иванович, отпустив бояр и воевод, позвал брата Владимира отужинать с ним. Сбросив промокшую одежду, князья облачились в шелковые рубахи, на ноги надели легкие туфли-моршни, сшитые из одного куска кожи. В горнице уже был накрыт стол. На парчовой скатерти, пестро расшитой красными цветами и зелеными листьями, стояли в серебряных и оловянных блюдах и мисках мясной и рыбный студень, стерляжья икра, заливная осетрина, тертая редька, моченые яблоки, грибы в уксусе, соленые огурцы и капуста. Между ними высились расписные фарфоровые сулеи с медом и пивом, кувшины с ягодным соком. На бревенчатых дубовых стенах были развешены охотничьи трофеи — головы оленя, лося, медведя, волков, рысей. Вбитые в стены медные светцы с зажженными лучинами и поставленные в углах на полу два высоких светца со свечами освещали горницу.
