В таком состоянии волнительного недоумения я и позвонил в дверь квартиры Нелидова. Идти от магазина до нашего с ним дома минут пять, но этого мне хватило понять, что женщину, не желая того, я обнадежил. Как это получилось, ума не приложу, только чувство было именно такое. Человек ведь всегда подспудно знает, когда от него чего-то ждут. Достаточно взгляда или тени улыбки и ты себе уже не принадлежишь. Отмахнуться, конечно, можно — сказать, мол, померещилось и вообще не бери в голову! — но тогда возникает ощущение совершенной ошибки, а то и подлости. Не знаю, как другим, мне оно очень знакомо.
А в дверь Нелидова можно было не звонить, он оставил ее незапертой. Воров не боялся, хрущевку нашу даже ночью и по ошибке трудно отнести к элитному жилью. К тому же, со времен службы в уголовном розыске у него осталась привычка таскать в заднем кармане брюк пистолет. Савелич мне его как-то показывал: маленький такой дамский браунинг, сделанный в начале прошлого века в Бельгии. Хотя, скорее всего, дело тут не в привычке, многим за свою долгую жизнь проехал старый сыщик по колесам, многих отправил на отдых за решетку. Распространяться об этом, как и о причине, по которой заслуженного человека турнули на пенсию, он не любил, но из недомолвок и оброненных мельком замечаний можно было сделать вывод, что полковник не поладил с начальством. Надо было закрыть глаза на делишки высокопоставленного сынка, а Савелич не захотел, характер не позволил. Такую несговорчивость, как это всегда и бывает, Нелидову припомнили и он, в компании с чистой совестью, оказался за воротами большого, выкрашенного светлой краской дома на Петровке. А тут вскорости жена умерла и на старости лет Савелич остался один. Дочь жила отдельно, отца навещала где-то раз в неделю. Могли бы запросто съехаться, и Лида не раз это предлагала, но старик уперся, не хотел занюхивать ее молодую жизнь. Захаживали к нему и старые друзья, кто в штатском, кто при погонах, но знакомить меня с ними он избегал, а я к этому и не стремился. Мне-то это зачем?
Тем временем собственная жизнь Нелидова по выходе на пенсию продолжалась. Чтобы себя занять, а заодно и притормозить ее бешеный бег, он взялся за перо, из-под которого начали один за другим выходить детективы. В основном, как Савелич сам их называл, бывальщина, но мне нравилось. Чувствовалось, что истории рассказаны реальные, если что-то и изменено, то лишь имена и названия мест. В какой-то момент к нему даже пришла известность, но тут, откуда ни возьмись, набежала толпа борзых детективисток и затерла старого сыщика крутыми бедрами, затолкала в дальний угол грудями. Новые времена требовали новых песен, за молодой порослью ему было не угнаться. Тем более, что желающие выйти в Агаты Кристи сочинительницы не заморачивались правдивостью сюжетов. Мир для Нелидова схлопнулся до размеров двухкомнатной квартирки, но независимый характер старика эти события не изменили ни на йоту. Его любовь к жизни была слишком сильна, чтобы такие мелочи, как обстоятельства, могли помешать ему оставаться самим собой.
