Один из эсэсовцев врезал прикладом худосочному юноше по пояснице, чтобы заставить его идти побыстрее. Юноша даже не охнул от боли. Десятеро заключенных плелись очень медленно – словно заблудившееся стадо. Они углубились на насколько шагов в помещение. Обершарфюрер повесил винтовку на плечо и достал из кармана с десяток чистых листков бумаги и несколько карандашей. Подобные предметы заключенным раздобыть в лагере было невозможно – кроме, разве что, тех, которые, как Моше, имели доступ в «Канаду» или в административные помещения «Буны».[40]
– Комендант приказал мне передать вам вот это. Он сказал, что это вам, возможно, понадобится.
Поскольку никто из заключенных не решился подойти к эсэсовцу, чтобы взять листки и карандаши, тот с презрительным видом бросил их на пол. Затем он, однако, передумал и, нагнувшись и подняв листки, зажал их между большими и указательными пальцами и стал неторопливо рвать, пока они не превратились в клочки, которые он потом стряхнул со своих ладоней на пол.
– …но он не говорил мне, чтобы я отдал вам эти листки целыми! – заявил он, разражаясь смехом.
Эсэсовцы вышли из барака и закрыли за собой дверь.
Десятеро заключенных остались одни.
Некоторые принялись бродить по непривычно просторному помещению, глазея по сторонам и постепенно осваиваясь в новой обстановке, а другие так и остались стоять неподалеку от двери. Только лишь Моше присел на корточки и стал собирать один за другим клочки бумаги, аккуратно – так, чтобы не смять – складывая их горкой на ладони.
– Тебе что, нужно чем-то подтереть свою еврейскую задницу? – услышал он, как кто-то обратился к нему по-немецки.
Моше оглянулся. С высоты своего огромного роста на него смотрел Алексей, помощник старосты блока. В силу своего положения в лагерной иерархии он был облачен в добротную и теплую штатскую одежду, а не в хлопчатобумажную униформу, в которой ходили обычные заключенные.
– Бумага мне для этого не нужна. Вполне хватит и твоего языка, разве не так?
Раньше, услышав такой ответ, Алексей пришел бы в ярость и поколотил бы Моше палкой, однако сейчас, в подобной нестандартной ситуации, он растерялся. Здесь, среди этих девятерых, его статус помощника капо уже не только не имел никакого значения, но и, наоборот, становился для него опасным. Алексей отошел на несколько шагов в сторону, бурча себе под нос какие-то ругательства по-украински.
Когда Моше закончил собирать обрывки, он переложил их с ладони на стол под свисающей с потолка лампочкой и начал раскладывать один возле другого. Он двигал их пальцем по поверхности стола то туда, то сюда, пока очередной из них не оказывался на своем месте. Вскоре ему уже удалось восстановить половину одного листка.
