Артист стоял в свободной стойке, будто не он только что уложил четырех громил. Он уловил мое движение. Зафиксировал падение бармена под стойку и вновь был готов к схватке, фиксируя происходящее в зале. Я широко улыбнулся, но не успел сказать ни слова, как около нас оказалось четверо волкодавов службы порядка.
— Руки, мальчики, — прорычал старший из них, поводя стволом парализатора. — Ну и что все это значит?
Мы медленно подняли руки за головы и повернулись к наряду спиной.
— Он тут ни при чем, — проговорил метатель, осторожно кивнув в мою строну.
— А ты что скажешь, — пророкотал за моей спиной голос полицейского, и электрошоковая дубинка коснулась моей поясницы.
Когда через несколько секунд я смог разогнуться от пронизывающей боли, мой голос был похож на шипение горячего утюга на мокрой тряпке.
— Я журналист. Пристали эти парни.
Команду «Кругом» я выполнил с громадным облегчением, так как прекрасно знал привычки и методы работы полиции. «Кругом» — это почти наверняка значит, что силовые методы взаимопонимания больше применяться не будут.
Полицейские быстро обшарили наши карманы. Заинтересовали их голубая карточка артиста и мое журналистское удостоверение. Один из полицейских тут же просмотрев их, сунул в щель электронного контролера, висевшего у него на поясе. Сигнала не последовало. Документы были подлинными.
— Пошли, — махнул рукой сержант, указывая на выход, и, пропустив нас вперед, двинулся следом.
Под его конвоем мы вышли в душную атмосферу улицы. В полицейскую «Пуму» заталкивали еще не пришедших в себя парней. Один из них попытался упереться, но моментально получил удар дубинкой по затылку. Обычно за этим следует темнота минут на десять-пятнадцать.
Сержант проводил нас до моей машины, вручив документы, козырнул. Когда он отошел на несколько шагов, я процедил сквозь зубы:
— Боится все-таки связываться с газетой, барбос.
На личном опыте я уже давно убедился, что политика всегда стоит превыше всего. Пресса делает эту политику, а следовательно, чего-то да стоит.
— Спасибо, — сказал мой новый знакомый и, протянув руку, наконец-то представился: — Дин Альбрайт.
— Не за что, — улыбнулся я, пожимая его сухую, холодную ладонь и назвал себя: — Михаил Дымов. Можно просто Мишель.
Открыв дверцу своего автомобиля, я предложил ему жестом руки сесть и, обойдя машину, сам упал на сиденье.
— Куда поедем? — спросил я его, когда двигатель глухо заворчал.
Альбрайт пожал плечами.
— Знаешь что, может, хватит на сегодня развлечений? Ты не против, если мы посидим у меня? Виски, пиво и кое-что пожевать гарантирую.
