Милица Андреевна смотрела на портрет молодой женщины с не очень красивым, но одухотворенным лицом, – Муза стояла около классной доски, на которой мелом, четким учительским почерком было написано: «1 сентября». Да, конечно, несправедливо. Если бы она была жива, жизнь дочери сложилась бы иначе, ей не пришлось бы посвятить себя уходу за стариком отцом, тяжело переживающим свое вдовство. А смеющаяся Верочка в простеньком белом платье и с венком из маков и васильков на голове была чудо как хороша!
– Здравствуйте!
Милица Андреевна обернулась: в дверях стояли Лина Георгиевна и пожилой мужчина. Да, именно так, потому что слово «старик» к Борису Георгиевичу не подходило: он был высок (сестра едва доставала ему до плеча), сухощав, спину держал прямо. Седые волосы, зачесанные со лба наверх, не спешили покинуть голову хозяина – впору иным молодым позавидовать. А не по-стариковски яркие синие глаза смотрели весело и как бы подзадоривали – ну что, не ожидала, голубушка? Думала, дед на ладан дышит? А он, извольте видеть, ковбой. Линялые, явно любимые джинсы и новенькая рубашка в крупную бело-синюю клетку свидетельствовали о том, что и дочь не считает папу стариком, которому полагается носить байковые рубашки в паре с пижамными штанами.
– Милочка, это Борис, – соблюдая правила хорошего тона, представила брата Лина Георгиевна. – Боря, это Милица Андреевна.
– Я ваша давняя поклонница. И всегда мечтала… Большое спасибо, что вы согласились нарисовать мой портрет, – слегка запинаясь, выдала домашнюю заготовку Милица Андреевна, но хозяин дома, легко склонившийся перед невысокой гостьей, чтобы поцеловать ей руку, никакой заминки, к счастью, не заметил.
Милица Андреевна понадеялась, что хозяин не обратит внимания и на вдруг покрывший ее щеки румянец. Бог мой, что за странные глупости, она уже давно разучилась краснеть, как глупая девчонка. Почти так же давно, как ей не целовали рук, знакомясь, посторонние мужчины.
Борис Георгиевич тоже был доволен произведенным на гостью впечатлением: он всегда искренне любил женское общество, предпочитая его мужскому, и, как и все талантливые творческие люди, был не чужд некоторого кокетства. А симпатичная гостья (нет, бери выше – поклонница!) была вполне подходящим объектом для кокетства, особенно учитывая разницу в возрасте.
Умница Лина Георгиевна, охватив сцену цепким взглядом, вздохнула с облегчением: красавец брат произвел должное впечатление на ее подругу, да и она, похоже, тоже ему понравилась. Борис Георгиевич, пользуясь привилегией профессионала, принялся рассматривать лицо гостьи, чем привел ее в еще большее замешательство.
