— Чего же вам нужно?
— Мне доказательства нужны, факты железные.
— И что теперь со мной будет? — после молчания спросил Твердохлебов.
— А ты сам прикинь. В плену был?
— Ну, был.
— Это есть железный факт. Приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина за номером 227 читал?
— Давали… прочел.
— Стало быть, на данный момент, бывший майор, ты есть враг народа! Ты родину предал, бывший майор, понял, нет? Которая, между прочим, на данный момент в опасности! Вот и думай теперь, что с тобой должно быть… — Следователь курил, глядя в упор на Твердохлебова.
— Но я ведь из плена бежал… — вновь после долгой паузы сказал Твердохлебов. — Я к своим пришел… мы с боями прорывались…
— Это с какой стороны посмотреть, к своим ты пришел или к чужим…
— Как это понимать, гражданин следователь?
— Как сказано, так и понимай — может, ты с заданием к нам пришел, усекаешь? Со шпионским заданием. А все остальное — красивая легенда. Расстреливали… живой остался… к своим прорывался…
— Так что, меня опять расстреливать будут?
— А это от тебя зависит. Расколешься, всю правду, как на духу, расскажешь — отделаешься сроком в червонец, а будешь упираться как баран — шлепнем за милую душу. Знаешь, сколько таких сказочников нынче идет — десятки тыщ! Реки народу!
— И все предатели и враги народа? — спросил Твердохлебов, серьезно глядя на следователя. Но тому в словах Твердохлебова почудилась усмешка, и он весь набычился, погасил окурок в пепельнице, процедил:
— Ах, вот ты как? Шутковать вздумал? Копытов! — позвал Сычев.
Дверь в комнату открылась, и вошел здоровенный малый с могучими плечами и длинными ручищами. Маленькие глазки уставились на начальство, потом взгляд медленно переполз на Твердохлебова, сидевшего на стуле.
— Не хочет гражданин правду говорить. Шутки шутит. Разомнись-ка малость, а я выйду на пяток минут. — Следователь поднялся и вышел из комнаты. Малый подошел к Твердохлебову, глянул на него сверху вниз, шевельнул плечом — казалось, гимнастерка сейчас лопнет.
— Шутки шутишь? — бесцветным голосом спросил он и вдруг тяжело ударил Твердохлебова в скулу — тот повалился на пол вместе со стулом — и принялся деловито избивать тяжелыми сапогами…
Бесчувственного Твердохлебова двое солдат втащили в барак и бросили на дощатый пол у входа. Сидящие на нарах бывшие пленные и окруженцы некоторое время молча смотрели на лежащего у входа человека, потом двое подошли, подняли под руки Твердохлебова и потащили к нарам, уложили. Один, худой и чернявый, пробормотал:
