За Лехой и еще несколько штрафников принялись «потрошить» мертвых немцев: стаскивали сапоги, снимали мундиры, даже нижнее теплое белье сдирали с трупов. Политические брезгливо морщились, глядя на них.
— Хуже шакалов…
— Ну, зачем так? Люди голодные и раздетые — обстоятельства понимать надо, а не быть ханжой…
— Да противно это, неужели непонятно?
— Еще противнее, дорогой мой, когда брюхо от голоду подводит.
В немецком блиндаже штрафники нашли шнапс, глотали прямо из граненых бутылок. Один пил, другой нетерпеливо тянул бутылку.
— Ну, хватит, хватит, обопьешься…
— Слабоват шнапсик. Вроде бражки недоспевшей.
— А вино и вовсе как газировка. — Штрафник отшвырнул бутылку с длинным узким горлом, сплюнул. — Чую, пронесет с него…
— А ты шнапсиком запей — в самый раз будет.
— Гляди, одеколон! Они че, тоже его пьют?
— На себя льют, для гигиены.
— Ну а мы в себя не побрезгуем. — Штрафник открутил колпачок и, задрав голову, стал вытряхивать в широко открытый рот содержимое флакона.
Раненых было много, в бою их наспех перевязывали грязным тряпьем, обрывками нижних рубах. А в блиндаже обнаружили целую аптечку, и уже один штрафник бинтовал голову другому, бормотал:
— Видал, какие у них индивидуальные пакеты — заглядение. И бинтик, и йодик, и таблетки разные… терпи, терпи, щас закончу…
— Нет, а как мы их уработали, а? Я одному прямо пальцем глаз выдавил, ей-бо! Он орет, а давлю и давлю и — ка-ак брызнет!
Оголодавшие люди торопливо ели мясные консервы, мясо выковыривали ножами, штыками, а то и вытаскивали грязными пальцами, а кто позапасливей — складывали банки за пазуху, распихивали по карманам буханки хлеба, пачки галет.
— Во живут, сволочи, в тепле, при мясе и хлебушке! И шнапсом запивают — так-то чего не воевать, так-то воевать за милую душу…
В блиндаж ввалились еще несколько человек:
— Гляди, водку пьют, во шустрые какие!
— Хоть глоточек-то оставьте, аники-воины!
— Слышь, а гармонист наш живой или убили?
— А тебе на что?
— А щас спел бы! — штрафник улыбался, глаза пьяно блестели. — От души спел бы!
В штабе дивизии Лыков нетерпеливо спрашивал радиста:
— Что там штрафники? Молчат?
— Молчат, товарищ генерал.
— Вызывайте! — Лыков закурил папиросу, глядя на карту, испещренную красными стрелками.
— Лебедь! Лебедь! — монотонно повторял радист.
В блиндаж вошли начштаба полковник Телятников и майор НКВД Харченко.
— Через семь минут пойдут батальоны Белянова, — сказал Телятников.
— Твердохлебов молчит что-то, — ответил генерал Лыков.
