- Хорошо танцует, — сказал он.
- О… вы не знаете, какой он талантливый. Самый талантливый из всех.
- Вы танцуете лучше.
- О нет, нет. Он…
- Так вы еще и зависти лишены, — задумчиво сказал он. — Что ж, возможно и так. — И вдруг заговорщически подмигнул ей. — А что если по окончании танца удерем от них? Тут сейчас скучно будет. Выйдет Тоболевский и начнет толстым голосом про вино петь.
- Как хотите, — тихо сказала она.
Они действительно удрали. Встали и неслышно вышли из зала, пошли комнатой, в которую, как на двор, выходили ступени старого крыльца, украшенные двумя львами.
- Хотите посмотреть палаты древних царей?
- Очень. Я никогда не видела.
Они пошли по ступенькам вверх. Наверху маленькая оглянулась и увидела широкого человека, который тоже вышел из зала и смотрел им в спину, засунув руки в карманы серого пушистого костюма.
Он сделал вид, что вышел просто так, покурить.
Потянулись терема, низкие, с крохотными окнами, с темными расписными сводами потолка. Все пахло нежилым: печки с кафельными сиденьями, кресла, обивка которых казалась пыльной.
- Ну как, — усмехнулся он, — хотели бы вы жить "по-царски"?
- Что вы, — содрогнулась она, — здесь, наверное, никогда не проветривали, а я люблю воздух, солнце, люблю пойти босиком в луга. И чтоб никого не было вокруг.
- Да, — вздохнул он, — это хорошо… босиком.
- Приезжайте к нам, — загорелась маленькая, — у нас полупустая дача, сад и речонка течет совсем прозрачная, все камешки видать. Вы любите козье молоко?
- Гм… когда-то любил.
- К нему только нужно привыкнуть. И потом уже даже самое лучшее коровье молоко кажется невкусным… В самом деле, приезжайте.
- К сожалению, это не всегда зависит от меня, дочка.
- Почему? Собраться и поехать. Это каждый может.
Он усмехнулся.
Теперь они шли бывшей царской опочивальней. Смешно было видеть кресла и кукольно-маленькое ложе под балдахином.
- Наверное, и ноги вытянуть нельзя было, — сказала маленькая.
- Да, жили не очень.
В самом настроении этих покоев, в узеньких переходах между ними, в низких сводах было что-то тревожное. Маленькая вздохнула:
- Им, должно быть, очень страшно было здесь жить. Говорят, у Ивана Грозного несколько жен отравили.
Она не заметила удивленного выражения его глаз и тем же тоном продолжала:
- И знаете, мне его жаль. Такой сильный, все перед ним склоняются, а жил всегда в таких покоях. Вокруг заговоры, вокруг — враги. За каждым изгибом коридора может ждать человек с кинжалом… Бр-р. — Помолчала. — И зачем все это было им — непонятно. Лучше всего жить, когда ничего не хочется, кроме работы и искусства. Да еще чтоб все тебя любили.
