А Нисовский смотрел на нее и шептал про себя:
- Умница… Не растерялась… Умница моя.
А сам думал:
"Она будет больше, чем Тальони, больше, чем Истомина… И все же это не амплуа. Ей бы Одетту, Лебедя".
Когда они исчезли со сцены, когда их трижды вновь вызывала на сцену овация, маленькая заметила, что человек аплодирует и смотрит на нее. Сомнений быть не могло. Именно на нее.
Она не знала, что была трогательна в своей молодости и солнечности, что танцевала необычайно хорошо. Она знала только, что все прекрасно, все как надо.
Когда она переоделась уже в обычный, очень строгий английский костюм и стояла в стороне от сцены, к ней подошел широкий человек с невыразительно-мужественным лицом, которое все, казалось, состояло из выступающего подбородка и глубоко сидящих синих глаз.
Он поклонился ей и, тяжело двигая челюстями, произнес четыре слова, будто камни ворочал:
- С вами хотят поговорить.
И она догадалась, кто хочет поговорить, и обрадовалась этому до вознесенной, ликующей волны в груди.
Ничего не замечая вокруг — вот когда появился розовый туман, — она пошла рядом с широким человеком в задние ряды кресел, откуда улыбался ей вождь родины.
Ближе. Ближе. Ближе.
- Здравствуй, девочка, — сказал он.
- День добрый, — беззвучно ответила она.
- Садитесь здесь. — Он показал ей на место рядом.
- Спасибо.
Он был самый красивый и приятный из всех. Даже то, что (как она приметила раньше) ноги у него были короче туловища и, сидя, он казался более монументальным, чем на самом деле, нравилось ей.
"Как Гете", — думала маленькая.
У него были седеющие волосы, прямой нос, лицо, слегка тронутое оспой, и прищуренные глаза, возле которых прочно лежали гусиные лапки морщинок.
- Как вас зовут?
- Нина.
- Нина… Хорошее имя, Нина… Наше.
- Я знаю.
- Ну как, вам нравится здесь?
- Очень.
Она ничего не замечала, кроме этого лица слева. И она была так счастлива, что, казалось, еще минута — и сердце разорвется, не в силах выдержать этого.
- Вы знаете, что вы очень талантливы?
- О… что вы! Мне просто хотелось станцевать как можно лучше.
- Почему?
- Мне хотелось, чтобы вам было веселей и легче. Мне показалось, что вы немного грустны, и мне стало жаль. Вы, наверное, очень устали на работе.
Его лицо еще больше смягчилось. Он словно впервые заметил ее.
- Вы, наверное, добрая, Нина?
- Не знаю.
На сцене началось "Болеро" Равеля, в котором Витька вел главную партию, ревнивца. В пламенно-алых бликах мчались по сцене фигуры, пылко-тревожный испанский танец звучал смертной страстью.
