— За что они вас? — спросил Николаев.
— Пойди, спроси.
— В Подольске фестиваль, гадство, а я с таким рулем…
— Во фишка! Я тащусь! — с восторгом сказал толстяк, разглядывая в зеркале багровый кровоподтек под глазом.
— А кто они вообще? — спросил Николаев.
— A-а, как собак нерезаных, — ответил парнишка-хозяин.
— «Ленинцы», наверное. Или «Отечество», — сказал толстяк.
— Хоть домой не ходи, — сказал третий парень. — Отец добьет.
— А ты чего полез? — спросил хозяин.
— А что — смотреть? — удивился Николаев.
— Все смотрят — ничего… Ладно, пошли. — Хозяин провел их через громадную кухню и открыл смежную дверь. Раньше здесь была комната для прислуги или кладовка, всю длину комнаты занимал диван, впритык стоял стол с разбросанными кассетами, учебниками и тетрадями.
Все, как могли, расселись на диване, девчонка забралась с ногами. Хозяин врубил магнитофон.
— А ты кто вообще? — спросил толстяк.
— Да так… — Николаев пожал плечами. — Знакомых ищу. Не знаешь: Боб, здоровый такой, волосы светлые. Лет тридцать. Еще с ним загорелый, ну смуглый такой. И еще длинный, каратист. На белой «восьмерке»…
— Не, не знаю. Наши на «восьмерках» не ездят.
— Выруби шарманку! — послышался голос из-за двери.
— Исчезни, череп!
— А меня кто-то спрашивал уже, — сказала девчонка.
Николаев напряженно глянул на нее.
— Ну да, Авария приходила… Ох, гадство. — Она снова пощупала переносицу. — Боб, «восьмерка». А этот каратист — Алик. Или Олег…
— Когда приходила? — растерянно спросил Николаев.
— Да сегодня. — Девчонка скосила глаза к носу, пытаясь разглядеть, растет ли уже горб…
Дома Николаев спрятал куртку в шкаф и вошел в комнату к дочери. Валерка сидела над раскрытым учебником и смотрела в окно.
— Занимаешься? — спросил Николаев.
Дочь медленно обернулась к нему.
— Занимаюсь, — тихо сказала она.
— Не гуляла сегодня?
— Нет.
Николаев пристально, испытующе смотрел в глаза дочери, Валерка спокойно выдержала взгляд. Николаев хотел сказать что-то, но только кивнул.
В обед на патрульной машине он заскочил домой. С порога глянул на кухню: Валерка только что вернулась из школы и сидела с дедом за столом. Мать разливала суп.
— А вот и я! — торжественно объявил Николаев и поставил перед Валеркой магнитофон. Он отдавал его знакомым ребятам из мастерской, те склеили корпус так, что не было заметно даже швов.
Дочь равнодушно посмотрела на магнитофон.
— Спасибо, пап…
— Убери, мешает, — сказала жена.
Николаев переставил магнитофон на окно, пошел в прихожую, расстегивая портупею, крикнул:
