Если бы не другой почтальон по имени Найалл, чье любопытство — видимо, свойственное всем людям его профессии — выгнало его из дома навстречу самому невероятному событию за всю его серую, унылую до зубной боли жизнь, вся история могла бы закончиться прямо на этой странице.
Однако завеса тайны над убийством сестер Уэлш только начала приоткрываться.
Любой, кому в этот вечер припала бы охота прогуляться вокруг кладбища, наверняка потом клялся бы и божился, что видел призраки обеих сестер — видел, как, выскользнув из-под дешевеньких, оплаченных из городской казны каменных плит на их могилах, они прозрачными струйками тумана заскользили вверх по улице, к зданию городской почты… как потом покойницы чуть слышно скреблись в служебное окошечко. Что ж, неудивительно, что души сестер не могли обрести покой — ведь у них оставалось еще одно, незавершенное дело.
Десмонд — бедная, наивная душа — оказался к разгадке тайны куда ближе, чем он думал.
И хотя обе сестры были мертвы, ни для Фионы, ни для Рошин эта история еще не закончилась.
ИНТЕРЛЮДИЯ
НЕДОСТАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
II
Найалл, дежуривший на почте возле служебного окошка, не слышал никаких странных звуков. И вовсе не потому, что не любил слушать истории о привидениях или не обрадовался бы, увидев призрак вместо обычного посетителя. Просто ему и в голову не пришло прислушиваться к каким-то там звукам, да еще поздно вечером.
Нет, скорее всего, случилось это потому, что волк, которого он рисовал, раз за разом превращался в какую-то пакость — и Найалл уже заранее знал, что так будет, знал еще до того, как принимался раскрашивать его сверкавшие янтарным огнем глаза.
— Ах ты… зараза! — сплюнув, пробормотал он, с отвращением разглядывая уже пятый за этот вечер набросок. Как такое возможно? Когда он еще учился в художественной школе, рисунки зверей ему удавались особенно хорошо, даже старый профессор Васильчиков и тот был вынужден в конце концов это признать. Леопарды и пумы яростно скалились со страниц его альбомов, их красочные, выпуклые изображения, казалось готовые прыгнуть на вас, украшали все комиксы, которые он собирал. Однако с этим рисунком у Найалла почему-то не заладилось с самого начала. Уже закончив работать с головой и перейдя к стройным, мускулистым ногам зверя и пушистому, серебристо-серому меху, почтальон все ломал себе голову, как сделать так, чтобы придать изображению ощущение страшной, дикой, яростной силы. Но сколько он ни бился над этим, изображение волка с удручающей регулярностью превращалось в портрет раскормленной дворняги или волк вдруг начинал смахивать на страдающую застарелым артритом лису, причем случалось это почему-то всякий раз, когда художник переходил к хвосту.
