«Раз животное попало в западню, его следует убить, – воспитывал граждан Камил Демулен. – Никогда еще такая богатая добыча не давалась победителям: две пятых имущества Франции. Сорок тысяч дворцов, отелей, замков будут наградой за храбрость... Нация будет очищена!»
И нация старалась изо всех сил. Изобретение господина Гильотена работало безотказно и безостановочно. Некоторое время основным местом казней была Гревская площадь – по традиции правосудие над преступниками совершалось именно здесь. Но никогда ее старые камни не видели такого количества обреченных.
В какой-то момент заметили: деревянный помост с гильотиной, под нож которой лицом вниз укладывали очередную жертву, стал крениться. Выяснилось, что кровь, ручейками стекавшая вниз, твердую, как камень, землю превратила в вязкое месиво. Казни стали обыденной приметой дня и происходили сразу на нескольких площадях. Бывали дни, когда смерти предавали по нескольку сотен человек.
Самое ужасное то, что всякий раз и в любом месте это зрелище собирало множество народа. Матери поднимали детей повыше, чтобы они могли лучше разглядеть происходившее.
...Многие особняки, потеряв хозяев, стояли сожженные изнутри, зияя разбитыми окнами. В порядке конфискации все до последнего кухонного ножа вывозилось и распродавалось на аукционах: новой власти нужны были деньги, а покупателей хватало. Невесть откуда объявились весьма расторопные люди – именно в их руках окажутся баснословные ценности старой аристократии, купленные теперь по бросовой цене. И когда революция свернет свои знамена, в стране появится огромное количество миллионеров. Эта народившаяся «элита», алчная, бесстыдная, полуграмотная, стоило ей открыть рот, обнаруживала свое недавнее прошлое – все повадки, все убожество вчерашних лавочников, шулеров, менял, барыг и проходимцев всех мастей. Нет, «очистить нацию» точно не удавалось!
Введенные новой властью милицейские, как их называли, рейды не избавляли жителей от насилия, убийств, грабежей. Жаловаться боялись. На защиту не надеялись.
...Тюрем не хватало. Под них приспосабливали варварски изуродованные церкви. Сюда с утра выстраивались длинные очереди, в большинстве своем из стариков, детей и подростков. Они приносили передачу узникам в надежде, что ее возьмут, а это означало: те, кому она предназначалась, еще живы. И хохот тюремщиков: «Зря тратились на булки, принесли бы лучше травы. Тем, кто здесь, – уже все равно что жевать».
