Она больше не разбирала слов, дыхание становилось все более резким, частым, новая вещь делала свое нежное и страстное дело.
Наталья Михайловна стонала, не сдерживаясь, кричала, извивалась на ковре перед телевизором, заглушая голос певца. Приближалось то, что она жаждала испытать в его присутствии, под его голос, который вкрадчиво проникал в ее мозг, тело, разжигал кровь.
Наконец это произошло. Ее живот колыхался, груди тряслись, бедра задрожали. Сердце рванулось и готовилось ухнуть вниз. Ах, сейчас, сейчас будет сладко… Как невыносимо сладко… поет он…
Трель, резкая, птичья, ворвалась в уши. Она быстро открыла глаза. Любимое лицо с укоризной подняло брови. Как тогда, когда она увидела себя в третьем ряду на семнадцатом месте. Она смотрела на него, а он – на нее. На ту, которая сидела в зале, и на ту, что сидела сейчас на ковре.
Трель повторилась, Наталья Михайловна, медленно приходя в себя, догадалась – мобильник. Забыла отключить, черт бы его побрал.
Она встала и взяла трубку с тумбочки.
– Алло! – прохрипела Наталья Михайловна.
– Привет, Наталья.
Она узнала голос Марины Щукиной.
– Привет, давно не виделись. Что-то срочное?
– Что за дела с факсом? – без всякого вступления спросила Марина.
– С каким факсом? – Наталья откашлялась.
– Который ты послала в Улан-Удэ за подписью Ермаковой.
– Я ничего не посылала, – отказалась Наталья.
– А она говорит, посылала.
– Врет она все. – Наталья смеялась.
– Она-то не врет. Но ты… Наталья, ну скажи зачем? Что она тебе…
– Ничего.
– Я ведь знаю кое-что… – Марина проговорила тихо.
– А что?
– Ты хочешь, чтобы ее выкинули из турбизнеса навсегда. За такую справку, которую как будто она попросила, знаешь, что бывает?
– Знаю, – спокойно сказала Наталья Михайловна. – Не надо было просить. Это коммерческая тайна, которую можно продать, использовать… Я не знаю, что именно Ермакова собиралась сделать с копией лицензии, которую запросила в Улан-Удэ. – Голос звучал уверенно, энергично.
– Если я правильно поняла, Ольге у нас не работать?
– Если она хочет уйти – пускай уходит. Не стану затевать шум из-за этого запроса. – Наталья стояла твердо на своем.
Марина вздохнула:
– Да-а, Дорошина, ты баба-зверь. Мне тебя жаль.
– Не всем же быть кошечками, которые устраиваются в этой жизни нежностью и лаской, – хмыкнула она. Она хотела сказать не так, а грубо, как пишут на заборах, но не рискнула. – Нам тоже надо жить, есть, пить и получать удовольствие.
– Все ясно. Спасибо, – сказала Марина и положила трубку.
