Рок | страница 19
Поговаривали, что хранит он не одну страшную тайну, да и у самого скелетов в шкафу хватает, но никто толком ничего не знал, да и зачем? Хороший он парень! И квартира его — всегда к нашим услугам!
Станислава
В иные вечера Стаська сидела за столом словно каменная. Ни слова не могла она произнести, а вокруг бушевало веселье. В такие минуты ей казалось, что взорвется она сейчас от невысказанного, от распирающего изнутри, от ржавой острой железки где-то в области сердца. Слезы наворачивались на глаза. И представлялось без прикрас все происходящее как бы извне, и становилось предельно ясно, как ей все это надоело. И вечное веселье братков, и водка эта, и Митюха, всегда невозмутимый и, казалось бы, непотопляемый. И бесконечные ляльки эти, золушки.
В такие дни она обычно молча выпивала, а потом исчезала незаметно. Просто выходила в коридор, одевалась и пулей вылетала из квартиры, в которой ей не хватало воздуха. Потом долго стояла и дышала, прислонившись к грязной дворовой стене. Стояла, пока свинцовая тяжесть не отпускала ее и слезы не иссякали. Потому что туда, куда ей нужно было идти, нельзя было приходить заплаканной. Слышно было, как в Митюхиной квартире гуляет народ. Стася медленно пересекала двор, потом быстрее, быстрее в подворотню, и — вот и следа ее не осталось.
Спохватывался о ней обычно один и тот же человек. И начинал тосковать и искать по всем комнатам, упорно, обыденно, безнадежно. Но только не тот, ради которого она сюда приходила.
Искал, однако, недолго. Не обнаружив в комнатах, вновь садился за стол, опрокидывал рюмку и затягивал какой-нибудь особо щемящий блюз. И все девчонки, затаив дыхание, вслушивались и думали, что это им, им!
Она меняла кожу. Этот процесс, закольцованный двухнедельной цикличностью, был мучителен и страшен, но необходим, как она сама считала, да, необходим. Потому что выбора нет и искупления нет тоже.
Она ставила пластинку с блюзом. Тягучим и печальным, как само превращение. Так было легче перейти из одной ипостаси в другую. ИпоСтаси. В том облике она будет не Стасей. Она будет Станиславой, польской принцессой, преследуемой трудными обстоятельствами. Смешно даже подумать, насколько это недалеко от третьей истины, третьего ее лица, неизвестного никому.
