— А проигрыш?
— А достоинство, — сказал Полочанин.
— Согласен, — сказал Гервасий.
Смерть вскинула голову.
— Ты? Тебе же все равно ничто, ничто больше не поможет. Что тебе?
Выливаха расставлял тяжелые фигуры. И каждый удар донцем о доску был, как удар по крышке гроба.
— Что тебе до этого Полочанина? Что тебе до этого Перевозчика?
Гервасий подышал на донышко своего визиря: от злого глаза.
— Ты проиграешь. Ты никогда-никогда их не встретишь. Никто никогда не узнает.
Гервасий выравнивал шеренгу латников.
— Ты понимаешь, на что поднимаешь руку? На Мое величие!
"Горе и несчастье Рогачева" протянуло руку и взяло у девушки цветок.
— Ты помнишь царя Ивана? Я и тебе не дам забвения.
Красивые губы Выливахи вызывающе, дерзко улыбались, и не было, кажется, ничего прекраснее этой улыбки.
— Спасибо, — сказал он.
— Тогда — пропадай, — сказала Смерть, — ты, сеющий в сердцах этих… несчастных несбыточные надежды.
— А что, хлопцы, — сказал Выливаха, — пять минут надежды, разве мало?
Гребцы улыбнулись.
— Так пропадай, — сказала Смерть.
Латник ее визиря сделал два шага вперед. Выливаха двинул своего.
Как застрельщики сечи, как Ракута и Койдан под Крутогорьем, латники стояли в середине поля. Лицом к лицу.
…Неодолимо, как тьма-тем, как Литва на маленькое белорусское воинство, как море крестоносцев на три сотни воинов князя Давида, как османы на Косовом поле, как рыцари на Белой Горе, — двигались воины Смерти. И снова Выливаха почувствовал, что никто, никогда не может выиграть у силы, сидящей напротив.
Нечеловеческая, высшая, холодная и неумолимая рассудочность, никогда не ошибающаяся, воевала с ним. Это было страшно, как во сне. И Гервасий понял, что он, действительно, погиб.
— Поздно, Выливаха, — засмеялась, заскрипела Смерть. — Поздно даже с этой девкой. Поздно. Играть нужно в жизни. Хе-хе. И мое счастье, что вы, и особенно глупые бабы, не понимаете этого. Из корысти они отказывают бедным, но благородным, будто у них три жизни.
И неодолимо, как во сне, Смерть сразила слона Выливахи.
— А вы, когда они отказывают вам, ублажаете их подношениями. Будто ваши бусы стоят магнатских дворцов, будто ваша дешевенькая бирюза с дорогим поцелуем стоит кареты с шестью рысаками без поцелуя? Будто серебряное дешевое зеркальце, подаренное трепетным влюбленным, имеет в глазах такой ценность, в сравнении с загородной виллой, подаренной — безразлично кем, жеребцом или кастратом. Хе-хе.
Смерть смотрела то на Выливаху, то на Березку. Она злилась и, тем не менее, сокрушала оборону Гервасия, как хотела. И тот, несмотря на холодное спокойствие видел: все кончено. Он срезал слона Смерти и тотчас же потерял свою ладью и латника, угрожавшего шатру визиря. Выливаха взглянул на девушку, увидел ее лицо и пожал плечами.
