Вице-консул | страница 71



А что Анна-Мария Стреттер, спит ли?

– О самой юной? – спрашивает Джордж Кроун. – О той, которую выгнала мать, быть может?

– О самой юной, о твоей.

Анна-Мария Стреттер словно не слышит.

– Иногда она добирается до островов, – говорит Майкл Ричард, – как будто следует за ней, следует за белыми людьми, странно это. Она, похоже, прижилась в Калькутте, не знаю, может, мне снилось, но я, кажется, не раз видел, как она плавала ночью в Ганге… А что за песню она поет, Анна-Мария?

Анна-Мария Стреттер спит и не может ничего ответить.

– Она поет и разговаривает, целые речи произносит ни для кого в полнейшей тишине. Надо, наверно, рассказать, что это за речи, – говорит Джордж Кроун. – Любой пустяк ее веселит, пробежит собачонка – и она улыбается, а гуляет она по ночам; если бы я о ней рассказывал, она бы у меня делала все наоборот, спала бы днем в тени под деревьями, где-нибудь на берегу Ганга. А в Ганге она… в конце концов… именно там она заблудилась, думается мне, сумела заблудиться и все забыла, не помнит, кто она, чья она дочь, и не знает больше скуки. – Джордж Кроун смеется. – Ведь и мы, в принципе, для того же здесь. Никогда, никогда ни тени скуки…

Анна-Мария Стреттер спит.

– Но она все это делает, все, как ты сказал, я даже следил за ней, – говорит Питер Морган, – сидит под деревьями, что-то ест, скребет ногтями землю, смеется… она так и не выучила ни одного слова на хиндустани.

Питер Морган смотрит на Анну-Марию Стреттер – та спит.

– Она грязна, как сама природа, уму непостижимо… о, мне не хотелось бы покидать этот уровень – ее грязи, состоящей из всего на свете, уже застарелой, въевшейся в кожу, ставшей ее кожей; мне бы хотелось подвергнуть эту грязь анализу, сказать, из чего она состоит, из пота, ила, остатков фуа-гра с твоих приемов в посольстве, пусть вам станет тошно, фуа-гра, пыль, битум, манго, рыбья чешуя, кровь – все…

Зачем говорить со спящей женщиной?

– Речи ни для кого и полнейшая тишина, – произносит Майкл Ричард.

– Она в Калькутте как… как точка в конце длинной линии, от незначащих фактов отмежевавшаяся? Ничего, только… сон, голод, отмирание чувств и еще – связь между причиной и следствием?

– Я думаю, он даже не это хочет сказать, – отвечает Майкл Ричард, – он идет дальше, для него она жива только в том, кто смотрит на ее жизнь. Сама она ничего не чувствует.

– Что же осталось в Калькутте? – спрашивает Джордж Кроун.

– Смех… словно выбеленный… слово, которое она повторяет, Баттамбанг, песня – все остальное улетучилось.