А заговаривает первой она.
Все знают – нам ли не знать, – сначала она говорит о жаре. В своей манере говорит о калькуттском климате как бы доверительно. Но скажет ли она ему о летнем муссоне и об этом острове в устье Ганга, куда он никогда не отправится? Это не известно никому.
– Если б вы знали, вы еще не знаете, но сами убедитесь недели через две, перестаешь спать, ждешь грозы. Влажность такая, что пианино расстраиваются в одну ночь… Я играю на пианино, да, всегда играла… Вы, наверно, тоже?
Ответ вице-консула Франции Анна-Мария Стреттер плохо слышит: из невнятного бормотания можно заключить, что ему довелось учиться музыке в детстве, но с тех пор…
Он молчит. Она разговаривает с ним. Он молчит.
Он окончательно умолк, сказав, что учился играть на пианино в детстве, и добавив, более внятно, что занятия музыкой прервались, когда его поместили в интернат в провинции. Она не спрашивает, в какой интернат, в какой провинции, не спрашивает даже почему.
Вокруг шепчутся: интересно, она бы предпочла, чтобы он говорил?
Шепчутся, ничего не поделаешь, шепчутся.
Иногда, в иные вечера, она тоже делает это, шепчется. С кем? О чем?
Он высокий, вы заметили? Она достает ему до уха. С какой непринужденностью он носит смокинг. Фигура, лицо с правильными чертами – обманчивая внешность. Громкое имя… и ужасное, ужасное воздержание этого человека из Лахора, Лахора-истязания, Лахора прокаженного, где он убивал, куда призывал обрушиться смерть.
Она говорит вторую фразу.
– До Индии мы были в Пекине. Как раз перед большой смутой. Вам скажут… как говорили когда-то нам, что в Калькутте очень тяжко, что, например, к этой невероятной жаре просто невозможно привыкнуть, вы не слушайте ничего… В Пекине было то же самое, все говорили… мы только и слышали мнения, и каждое слово было, как бы это сказать, самым точным словом, чтобы сказать это…
Нет, она не ищет слова.
– Словом, чтобы сказать?..
– То есть первое слово, которое кажется подходящим, да и здесь тоже, просто помешает всплыть другим словам, так что…
Он говорит:
– Вы и в Пекине были.
– Да, я была там.
– Думаю, я вас понял, не объясняйте.
– Сказать об этом очень быстро, во что бы то ни стало, и во что бы то ни стало об этом же думать, очень быстро, чтобы скорее было сказано, это помешает сказать нечто другое, совсем, совсем иное, куда более далекое, что тоже вполне могло быть сказано, почему бы нет, не правда ли?
– Я могу ошибаться, – добавляет она.
В свою очередь, заговаривает он.
