Наконец всем надоело смотреть, как они с трудом отрываются от земли и неразборчиво хрипят слова песни. Шафаров решил сменить занятие и объявил танцы: «В качестве дамы у нас сержант Шлем. Сделай реверанс, козел! В качестве кавалера — Москвич. Вальс-бостон на губах. Мпа-па, мпа-па!» Митя с Герой стали неуклюже топтаться на месте. Митя видел, что Маляев на взводе: двигает скулами и весь дрожит. Он прижал его к себе и шепнул на ухо: «Не вздумай! Убьют!»
Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не посыльный с центрального поста. Пыряев вызывал весь личный состав за исключением двух человек, остающихся на охране поста. Горов закричал: «Все бегом к лейтенанту! А мы с узбеком остаемся».
Пыряев построил взвод.
— Товарищи солдаты и сержанты, — торжественно начал лейтенант. — Только что я получил разведданные о том, что ущельем, по которому вы ходили в кишлак, ночью пойдет банда, по предварительным данным — человек двести. Поэтому предлагаю личному составу не спать, ущелье ракетами не освещать и себя никак не обнаруживать. Выносному посту, находящемуся ближе всех к кишлаку, я даю пулеметчика. В случае обнаружения банды осветить ее ракетами и открыть шквальный огонь. Мой пост и второй выносной не должны дать банде отойти. Броня обещала пару станковых гранатометов. Патронов не жалеть. Сейчас же откройте все цинки и набейте пустые магазины. Вопросы есть? Нет. Все ясно?
— Так точно, — загудел взвод.
— Тогда — разойдись. Всем на посты, я сам проверю готовность постов к бою.
Предложение лейтенанта не спать всю ночь не вызвало особого энтузиазма. Горов рассмеялся и сказал, что все остается, как и раньше, только один смотрит в ущелье, а другой ходит по гребню и в случае, если пойдет взводный, будит весь пост.
Поужинали галетами с сахаром. К вечеру небо затянуло низкими серыми тучами, стал накрапывать дождь. Сидеть по такой погоде было не очень-то приятно, и Горов приказал отбиваться, выдав предварительно Маляеву с Шафаровым по плащ-палатке.
Горов с Джахисом еще долго болтали о гражданке, мечтали о том, как поедут домой, а на Митю надвинулась мягкая густая пелена сна. Некоторое время он еще слышал непрерывный гул, докатывающийся до ушей, но потом перестал слышать и его и успел только почувствовать, что уплывает в лодке сна в другой, непохожий на реальность мир.
Он поднимался по лестнице высотного здания и не мог понять, почему пошел пешком, когда лифт работает, вот он, шумит под ухом, спуская смеющихся пассажиров. Сердце, как поезд на рельсовых стыках, шумно колотилось. В голове крутился трехзначный номер ее квартиры. Его пригласили на обед, а он даже не знает, как себя держать за столом. От сознания своей невоспитанности и неуклюжести кровь прилила к лицу, щеки и лоб стали горячими. Вот эта дверь с обивкой, и номер совпадает с тем, что крутится у него в голове. Дрожащий палец утопил кнопку звонка. Дверь открыла она в легком летнем платьице. Он забыл ее имя, и, кроме того, ему было стыдно смотреть на просвечивающие сквозь платье ноги. Он неловко протиснулся в щель полуоткрытой двери в гостиную. Лица людей были незнакомы ему, но он был уверен, что знает, как их зовут. Мужчины пожали ему руку, а женщины стали целовать в щеки, а потом терли его платочками, убирая губную помаду. Они делали это так усердно, что оставили вместо помады яркий румянец; ему показалось, что над ним посмеиваются, и от этого сделалось горячо в желудке. Наконец она пригласила их к столу и усадила его по правую руку от себя, от чего он еще больше смутился и хотел отсесть подальше, но она его удержала. Он посмотрел, как ловко и умело орудуют другие ножами и вилками, и тоже взялся за прибор, но нож был скользким, как будто кто-то специально его намаслил, и выпрыгнул из руки под стол. Он нагнулся, чтобы поднять его… Завывание сигнальной мины и хлопанье разлетающихся цветных ракет пересекла длинная оглушающая очередь. Вторя ей, пошли короткие и злые с другой стороны укрепления. Митя дернул затвором и вылетел наружу. За ним повыскакивали остальные, при этом кто-то крепко зацепился за камни и обвалил стенку.
