Несомненно, что‑то произошло. Зараза незримо носилась в воздухе и мутила холопские умы. Не было ничего осязательного, ясного, что можно было бы услышать или увидеть, но тем не менее всеми чувствовалось на дворе Лукоперова, да и на дворах прочих помещиков, что наступает канун чего‑то. Чувствовалось это не только Ермилом, который всегда находился среди холопов, но и стариком Лукоперовым, и даже всегда беспечным Сергеем.
– Ох, и идет беда какая‑то! – вздыхал старик. – Говорю тебе, Сережа, уйдем в Саратов!
– Это воевода наговорил тебе, тебе и чудится! – успокаивал его Сергей, а сам смутно чувствовал тревожное беспокойство.
Говорит он с Первунком или Мухой, стоят они перед ним без шлыков, отвечают: «Слушаю, государь», а Сергей видит в то же время на лицах их что‑то едва уловимое, какие‑то тени, какие‑то быстрые, как молния, взгляды, которое заставляют его вспыхивать, как зарницу, и кричать на своих прежних любимцев:
– Смотри ты, волчья сыть, на уме про себя что‑то держишь! Так я дурь твою батогом выбью…
– А што, Ермил, ничего такого нету? – тревожно спрашивал старик Лукоперов своего верного слугу. Тот угрюмо хмурился:
– Да пока ничего, милостивец, а тольки…
– Что? Говори!
– Так, – замялся Ермил, – будто и неладно. Есть у них на уме что‑то, есть!
– Да ты примечал что‑либо? – допытывался Лукоперов.
– Примечать будто и не примечал, а так!.. Кучками это сойдутся и шу – шу – шу. Я к ним, а они и врозь! Вчерась это Петруньку батогом ударил, а ен: ты, гыт, не очень! Я его еще…
Лукоперов крутил головою.
– Нечего Сергея Ивановича слухать, беспременно надо в Саратов ехать! – решил он, а потом, успокоенный Сергеем, снова откладывал свой отъезд.
А тревога все росла. Невидимо и неведомо она перенеслась и в терем Натальи, все еще сидевшей взаперти. С каким‑то странным, испуганно – таинственным лицом стала появляться в ее светелке Паша и молчаливо вздыхала так усердно, словно банный котел.
– Паша, что приключилось? – спрашивала тревожно Наташа, каждую минуту ожидая страшных вестей о Василье.
Паша только крутила головою и однажды наконец проговорилась;
– Слышь, боярышня, наши холопы что поговаривают…
– Что?
– Быдто идет сюда страшный атаман Степан Тимофеевич и всем нам, людникам, будет волю давать, а господ, бояр да воевод вешать!
