– Дело! – недовольно передразнил воевода. – На то у меня приказ есть, пусть бы туда и шел. Ну, да зови его! – и пока Осип ходил за стрельцом, он не преминул попечаловаться: – Так‑то, Иван Федорович! Видишь сам, чарки испить не дадут. Все ко мне да ко мне, за всякой милостью. Что тебе? – спросил он вошедшего стрельца.
– Смилуйся, – завопил стрелец, падая на колени, – поруха вышла!
– Кака така поруха? В чем?
– А вчерашнего молодца выпустили! Убег!
Лукоперов уронил даже чару:
– Как? Куда?
– Как было? – заревел воевода, вскакивая.
– В утро, боярин, в утро! Ранним – рано. Проснулись мы это с Митькою, а его и нету! Мы, твой наказ помня, на коней сели да из города. Выехали это за надолбы, а он и тут! Митька‑то к нему: вернись, гыт, молодец; а ен его саблей по уху да толк с седла. Митька на землю, а он на конь да и ну! Я за им – куда! И убег, а Митьку насмерть засек!..
– Так ему, собаке, и надо! А тебя, песий сын, повесить прикажу! Так ты воеводе прямишь? Вору потатчик? Так государеву службу несешь?
– Смилуйся, воевода, непричастен! – снова завыл стрелец.
– Осип! – закричал воевода. – Сведи его к голове. Скажи, воевода велел двадцать батогов ему в спину. Я вас, воров! – погрозил он.
Лукоперов сидел, словно ошеломленный. Все душевное довольство трех дней исчезло сразу.
– Куда убег? – сказал он растерянно.
– Куда? – сердито повторил воевода. – Известно, к разбойникам. У них, у воров, один Стенька Разин теперь в голове.
Но волнения утра не окончились на этом. Воевода сходил по делу в приказ и вернулся оттуда бледнее холста.
– Уф! – воскликнул он, хлопаясь на лавку. – Дождались! Оська, меду!
– Чего? – испуганно спросил Лукоперов.
– Вора, милостивец! Вора окаянного, Стеньку Разина, Иван Федорович свет!
– Али близко?
– Суди сам, государь, – жадно выпивая стопу меду, ответил воевода. – Царицын взяли, Камышин взяли, на Астрахань пошли! А народ, слышь, холопы везде шумят. Чаво! – махнул он рукою. – Слышь, стрельцов на Волге разбили, что намеднясь мимо нас из Москвы в Астрахань плыли! Ох, горе мое! – и он схватился за голову.
Лукоперов поспешно встал.
– Ну, прости, Кузьма Степанович! Теперь и не держи меня. Я домой!
– С Богом! – ответил воевода и встал. – Да что домой! Ты домой‑то домой, а там соберика‑ка все животы да к нам. Смотри, скоро сюда будут воры‑то! Я пошлю с оповесткою везде окрест. Пусть народ скликают. Придешь ты с холопами, другие – ан и оборониться можем! А то вы там вразброд. Всех перебьют! Ну, помоги тебе Бог, а мне теперя хлопот да хлопот!
