– Что, дедушка? – спросила его торопливо Наташа.
– Пригнал гонца спросить тебя: любишь ли?
– Люблю, дедушка!
– Будешь ли его дожидать?
– До смерти, дедушка! Скажи, что с ним?
– А не знаю, милая ты моя.
И снова потянулось для Наташи томительное время. Потом снова пришел к ней отец и сказал, усмехаясь:
– Ну, доченька, с весточкой я к тебе!
Наташа побледнела от тяжкого предчувствия.
– Василий‑то стрельца убил и из Саратова убег. Прямо к разбойникам побежал, к Разину. Теперь его сымают и беспременно на кол усадят. Вот и твой женишок – разбойничек…
Когда Сергей вернулся после своего разбойнического подвига в силу мести – что, впрочем, в те поры считалось обычным делом, – старый Иван Федорович набожно перекрестился.
– Слава Создателю, – сказал он, – а то я уж больно за тебя опасался! А самого‑то забил?
– Насмерть! – ответил Сергей. – Как уходили, он ровно колода лежал.
– Всякому по делам его! – вздохнув, произнес отец. – А холопов много привел?
– Да людишек тридцать! Двоих убили, а человек пять в лес ушли!
– Ну, ну! И пусть их побегают, а этих у себя оставим. Все холопы! Поеду в город, надо будет в писцовые книги вписать!
– Это там уж как знаешь!
Сергей прошел к себе в повалушу и вытянулся на лавке с чувством облегчения.
Тем временем Первунок разместил по избам забранных холопов, а двух баб сдал ключнице.
На другой день старик Лукоперов сказал Первунку:
– Возьми двух молодцов, Митька, да сходи на вчерашнее место. Все же Ваську‑то схоронить надобно!
Первунок ушел и через полтора часа вернулся смущенный.
– Нету его! – сказал он. Старик всполошился:
– Как нету? Волки растащили?
Первунок покачал головою.
– Сдается, ровно бы уволок кто либо сам ушел. Только не мог сам, – прибавил он от себя, – больно люто били! Не иначе как убрали.
– Кто?
Старик совсем растерялся и пошел к сыну с этой вестью. Сын презрительно махнул рукою:
– Ежели и уволокли его, так помрет. От такого боя не проживет долго.
– А ежели нет? Судиться станет…
– Воевода на нашей стороне.
– А на Москву дойдет?
– Эх, батюшка: говоришь ровно малый ребенок, право! Здесь один воевода, а там их, может, десять! Пусть его сунется с голыми руками.
Старик ушел от сына, но тревога закралась в его душу.
«Разбойник Васька этот! И усадьбу спалить может, и убивство учинить, поопасаться надоть!»
Он везде расставил сторожей и увеличил число собак, которых спускали на ночь. Каждый шорох будил его ночью и заставлял испуганно вскакивать, всякая мелочь наводила его на тревожные мысли.
