– Я знаю это, – произнес князь. – Потому и верю тебе! Спеши.
Шастунов, взволнованный, долго не мог заснуть, но едва он задремал, как в комнату шумно вошел Макшеев.
– Шалишь, брат! – громко крикнул он. – Мы сами такие же поручики! ц
Шастунов поднял голову.
– Ты что это? – спросил он. – Спать надо.
– Кому спать, а кому ехать за фортуной, – весело говорил Макшеев, и в коротких словах он передал Арсению Кирилловичу о случившемся.
– Ну, желаю тебе успеха, очень рад, – искренно сказал князь.
– Смотри, брат, вернусь генералом, – шутил Макшеев, торопливо пряча в кожаный мешочек на груди драгоценные письма.
Он крепко пожал руку Шастунову, выпил стакан вина, предусмотрительно запасенного им с вечера, и ушел.
А Бирон, не решаясь уже без зова идти теперь к императрице, как побитая собака пробрался, избегая встреч, к себе. Он не пошел в спальню, чтобы избежать расспросов Бенигны, а прошел в свой кабинет. Там он, не раздеваясь, бросился на диван и, уткнувшись лицом в жесткую подушку, быть может, в первый и последний раз в своей жизни заплакал. Это были слезы бешенства, и за каждую ядовитую слезу, падавшую на подушку, вышитую самой нынешней императрицей, должны были пролиться потоки крови.
И не раз воспоминание об этих слезах погасит проблеск человеческого чувства, когда вспыхнет он в душе курляндского выходца в грядущие годы!
Бирон встал и тихо прошел в потайной покой, где был спрятан им Густав Левенвольде, находившийся здесь уже целые сутки. Левенвольде не спал и спокойно читал Библию. На его сухом, твердом лице не отражалось никакого волнения. Напротив, он с удивлением взглянул на расстроенное лицо Бирона.
– Что случилось, Эрнст? – спросил он.
– Я погиб, Густав, – хриплым голосом ответил Эрнст, хватаясь за голову.
– Сядь, успокойся и расскажи, – спокойно сказал Густав.
Бирон в волнении начал передавать ему события дня.
– Ну что ж? – произнес Густав, когда он кончил. – Что же случилось? Все произошло, как и надо было ожидать, Эрнст. Не думал ли ты, что князь Долгорукий бросится тебе на шею или императрица откажется от престола? – Он тихо засмеялся. – Анна – хитрая и умная женщина, – продолжал он, – и война только что началась. Здесь неудобное поле сражения – вот и все. Терпение, дорогой друг.
Уверенный, спокойный тон Густава подействовал на Бирона.
– Мы не спим, слушай, – и хотя в комнате никого, кроме них, не было, Левенвольде, нагнувшись к самому уху Бирона, стал шептать ему: – Надо начинать игру, – закончил он. – Якуб у тебя. Пришли его ко мне, я заготовлю письмо брату.
