Но тут из-за туч выглянуло солнце, засияли снежные вершины — и так захотелось в горы! Лишь тогда, ребята, я по-настоящему оценил прелесть жизни. Пока меня волокло, в памяти промелькнуло все: и студенческие годы, и жена с детишками, и дым походных костров. Когда скалы уже были готовы расплющить тело о каменные грани, я выбросил вперед руки и повис на остром ребристом выступе. Не знаю, как вырвался из того ада, на ладонях, вот смотрите, до сих пор следы остались.
Геолог повернул к огню ладони, изрезанные белыми шрамами. Потом голой рукой взял горящую головешку, закурил. На реке в гулкой прохладной тишине, настоянной кедровой смолой, тяжело бултыхалась большая рыбина. Он сидел и молча смотрел на костер.
— Ну а потом что было?
— Ась?—- встрепенулся геолог.
— Мы спрашиваем, как вы спаслись?
— Ах да, благополучно! На наше счастье, поток выбросил около деревни изорванную в клочья палатку. Жители смекнули, что с нами случилась беда, и выслали в горы отряд охотников. Меня нашли полумертвым.
— Остальные живы?
— Слава богу, все уцелели.
В заводи около костра опять взметнулось белое серебристое чудовище и окатило нас брызгами.
— Ишь ты, взыгрался ретивый! Вот посмотрим, голубчик, как ты запляшешь, когда наденем на твою морду капроновые удила.
— Ну а как зовут этого тяжеловоза?—- спросил я, чувствуя прилив азартного рыбацкого волнения.
— Тайменем,— ответил он.— Сибирским тайменем.
Мы накачали резиновую лодку и поставили поперек заводи крепкую капроновую сеть.
Всю ночь мне снились крытые ржаной соломой избушки; широкие черные, словно крылья ворона, пашни; крохотные дубовые и березовые рощицы по краям оврагов; душистые копны сена на лугу и звонкий, резвый плеск пестрых синявок. Проснулся я чуть свет, вместе с поваром: не терпелось поскорее увидеть подводного «серебряного коня». Я разбудил товарищей, и мы подняли сеть. Она была вся порвана, перекручена и спутана.
— Да-а, тут нужен невод из канатов,— вздохнул начальник партии.— Капроновой авоськой диких мустангов не удержишь.
На следующий день мы перекочевали в горы; потом за нами прилетел самолет, и мне так и не удалось повидать живого сибирского тайменя.
ОХВАЧЕННЫЙ АЗАРТОМ
Возможно, я бы не вспомнил о «серебряном коне», если бы меня послали на практику куда-нибудь в южные степи или на полярные острова. К счастью, меня снова направили в Туву, на этот раз к Владимиру Гавриловичу Богомолову.
Это был невысокий, худощавый человек с болезненно-бледными ввалившимися щеками, с тонкими чуть вздрагивающими губами. Встретил он меня очень радушно. Азартно жестикулируя, дружески улыбаясь, начал показывать на карте горы, где нам предстояло путешествовать. Говорил о красоте этих гор на стыке Западных и Восточных Саян. Чувствовалось, что он прямо- таки влюблен в них. Рассказав о золотых россыпях, которые мы должны были найти, он спросил, увлекаюсь ли я рыбалкой. Я ответил, что в детстве забавлялся удочкой.