— Только видишь, в чем дело, — медленно произнес Пенязь с сигаретой в губах. — Такой маленький, как ты выражаешься, «ньюанс»… Это же советские ордена, причем боевые. Красным Знаменем после Великой Отечественной очень редко награждали. Красную Звезду давали еще за Афган — но действительно по серьезным поводам: за проявленный героизм, тяжкое ранение… — он затянулся, выдул дым. — А после девяносто первого их вообще не вручают.
Когда он выбрался из метро, уже стемнело. Пахло дождем, с которым Кирилл, проведя полчаса под землей, разминулся, лоснился под фонарями асфальт. Он привычно свернул в проход между девятиэтажками и двинул через неосвещенные дворы с завалами черных сырых кустов и отдаленным эпилептическим рэпом. Кирилл уже подходил к своему — то есть Маргаритиному — сорок восьмому, когда из потемок между торцами, где смутно отблескивали плоскости какой-то стоящей прямо на газоне иномарки, наперерез ему быстро вышли двое. Эта быстрота, насупленная целеустремленность, приличные габариты ребят заставили его притормозить и подобраться — но больше он не успел ничего.
Ни слова не говоря, они придвинулись вплотную с двух сторон; сразу и одновременно Кирилл получил в низ живота и по уху — резко, жестко, увесисто. От его попыток отмахиваться толку было мало: новый удар по голове (мозг, показалось, вынесло из черепа, как непристегнутого водителя через лобовое) почти лишил его пространственной ориентации, он даже не заметил, как его подсекли, — просто обнаружил себя на земле и рефлекторно подтянул ноги к животу. Но ему прицельно врезали по почкам — все тело враз сделалось чужим и бесчувственным, — а потом что-то твердое, тяжеленное опустилось на левый висок, вдавливая правый в асфальт: колено!.. В глазах померкло, Кирилл замычал; колено жало, плющило, а где-то в отдалении с чьего-то плеча содрали рюкзак, торопливые злобные пальцы завозились за пазухой, в карманах. Слышалось только сопение и сдавленный едва членораздельный мат.
Потом Кирилла, попутно пиная, перевалили на спину; схватив за куртку, оторвали от земли; приблизившаяся, словно для поцелуя, харя задышала теплым и кислым:
— Ты че, сука, ты не понял, да? Не понял, че тебе было сказано? Черт загудроненный, не понял?! А?!
— Пхоньл…
Удар в лицо, удар затылком.
А?
Ага…
Бл-ля-а… — он приподнял голову, голова закружилась. В первые секунды до Кирилла не доходило, что к чему, что вокруг (так бывало, когда он вусмерть надирался), но почти сразу он вспомнил. Близко, рыкнув, прошла тяжелая машина, резко притормозила, снова газанула, скрежеща шинами, закладывая крутой вираж на узкой разбитой дорожке, и унеслась, сотрясаясь на колдобинах.
