Но был ли это сон? Здоровое, несокрушимое состояние, в каком он не пребывал ни все годы до, ни все месяцы после той поездки.
Следующее, что он увидел, была деревня в гессенской глубинке, он растерянно смотрел на живые изгороди, широкие, ярко освещенные террасы домиков, на их новомодное, комфортабельное уродство. Место рядом было свободно, на нем лежал лишь маленький листок бумаги в клеточку. Исчезли и пограничники, все исчезло, как во сне.
«Надо идти дальше, — подумал он. — Главное — не стоять на месте». Он потащился вперед и через несколько шагов оказался в обычном подвальном помещении. Здесь тоже было холодно, но не так, как в леднике, здесь было сыро, сырость пронизывала до костей. Старика охватил озноб.
Это же его подвал, подумалось ему. «Он же мой собственный». У старика появилось неудержимое желание остаться в подвале навсегда. Желание было таким сильным, что до смерти его напугало.
Он посмотрел на прихотливо изломанные следы, оставленные метлой на пыльном полу, потом — на стоявший здесь ящик. Он был не особенно большой, но выглядел как чужеродное тело, делая помещение еще более пустым. Старик горестно покачал головой. Он живет в этом доме уже несколько месяцев и ни разу здесь не был. Здесь, где он нашел бы ответы на все свои вопросы.
Он положил ладонь на крышку ящика, присмотрелся, увидел написанное на крышке имя, большие, неуклюжие буквы, навсегда отпечатавшиеся в его мозгу, буквы распадались на отдельные штрихи, наползали, дрожа, друг на друга, потом снова складывались в осмысленное целое.
Можно ли его открыть, этот ящик? Старик опустился на колени и, ощупав край крышки, обнаружил простую задвижку. Он сдвинул ее в сторону, склонился над ящиком и поднял беззвучно поддавшуюся крышку.
Там он увидел сложенную одежду; больше, кажется, не было ничего. Горевшая до сих пор под навесом лампочка отбрасывала пучок света сквозь расположенное рядом оконце, скудно освещая полуподвальное помещение.
Форменная одежда, серая гимнастерка, старик провел рукой по грубой ткани, по широким нагрудным карманам, сумка противогаза и что-то шершавое, матерчатое, с застежками. Он вытащил эту вещь из ящика. Обмотки. В обмотки был завернут футляр. Старик открыл его, увидел что-то коричнево-зеленое, аккуратно сложенное. Он развернул материю и поднес к свету. Плащ-накидка.
Вещевой мешок. Старик раскрыл его, удивляясь заученным движениям, это было очень знакомое движение — открыть вещмешок, хотя прошло уже больше тридцати лет. Вот так, всего лишь одно движение — и все прошедшее с тех пор время в мгновение ока теряет всякое значение и всякий смысл.
