Сумрак - Инка Парей

Дом стоял на западной окраине Франкфурта, близ реки Нидды. Старик и не рассчитывал на то, что может его унаследовать, более того, он даже пришел в ужас, узнав об этом. В первый момент он даже не мог припомнить имени прежнего владельца дома.

У здания был типичный послевоенный фасад — грязный и невыразительный. В последний раз его, вероятно, красили никак не позже, чем в конце пятидесятых. Штукатурка на фасаде была покрыта грубыми, извилистыми, как черви, трещинами, в которые за прошедшие десятилетия въелась грязь, образовав на стене черную сетку. Это был угловой дом с кафе и мясной лавкой на первом этаже. А улица Старый-Редельгейм, на которой он стоял, была узка и петлиста. В течение дня с интервалами в десять минут мимо дома проезжал очень шумный трамвай с надписью «23 Редельбергвег». Старику нравился звон трамвая, он привык к нему уже через короткое время и ночную тишину стал воспринимать как нечто весьма искусственное.

Он так толком и не привык к новой обстановке, как многие люди его возраста, когда им приходится вдруг переезжать. Часть его существа так и осталась в Берлине. Когда он уставал или пропускал пару лишних стаканчиков, то подчас не с первого раза находил свою кровать или начинал искать двери не в той стороне.

Он не захотел вкладывать много сил в свой переезд. Стенку он оставил на месте, а книги подарил соседу, который по выходным продавал всякое старье на барахолке у Крейцбергер-Мёккельбрюкке. Торговец показал ему длинные деревянные ящики, из которых шло на продажу наследство умерших, их письма и фамильные портреты, личные документы, и поэтому старик сжег все сохранившиеся у него фотографии.

В его новой гостиной стояли только два кресла, стол и старый шкаф со стеклянными створками. Стол был пуст, если не считать бесцветной скатерти и сигаретницы из черного тропического дерева, предназначенной для гостей. В ней хранились сигареты — ровесницы каменного века.

Когда он проснулся вечером шестого сентября, на улице было уже темно. Он задремал у окна, прижавшись ухом к стеклу. Он вздрогнул, поднял голову и потер холодную сторону лица. Снаружи была ночь, но он не видел, как она наступила, как не видел он и дождя, не производившего ни малейшего шума.

Какое-то мгновение он не мог понять, где находится. Вдобавок ко всему он видел дурной сон. Стекло окна запотело, за ним все расплывалось и не имело глубины. Он вытер стекло рукавом рубашки. Под окном была видна кривая асфальтовая полоса, беззвучная и выцветшая, как спина неведомого животного, полоса эта вилась между домами, а через пару метров вливалась во въезд во двор. Старик рассмотрел припаркованные автомобили, а немного дальше увидел свет уличного фонаря, мутно отражавшийся от мокрой мостовой грубым зернистым блеском. До фасада стоявшего напротив дома было всего несколько шагов, фасад склонялся вперед — стена из шиферных плит, наползавших друг на друга, как броня древнего ящера.